имя!
Олег ответил мне широкой улыбкой, обнажив поредевшие зубы.
— Я фам финофат, брат. Не удерфалфся и ударил ф челюфть наглому фледаку.
После его слов, гнев сошел на нет. Зная Олега и его нрав, можно было предположить последствия. Все же, мне следовало узнать имя той суки, что прошлась по лицу моего младшего брата, чтобы другим неповадно было.
У ворот полицейского участка нас ожидал Валентиныч со Стивеном. Валентиныч нежно чесал его за ухом — дурацкий пес был наверху блаженства. Даже глаза зажмурил от удовольствия. С виду обычный пес. Но когда он учуял мое появление, припал на одну лапу и проникновенно так сказал:
— Хозяин вернулся.
Услышав это, дедушка-водитель схватился за сердце и сполз по стеночке.
— Бестолковая ты псина, — осуждающе покачал головой Олег.
Стивен отреагировал моментально:
— Трахнутый кожаный мешок!
— Во-оды, — прохрипел водитель.
Денис достал из-за пазухи фляжку и протянул ее деду. Тот сделал большой глоток, звучно прокашлялся и швырнул ее обратно моему другу.
— Шутники, блин! Смерти моей хотите⁈ Не дождетесь! — погрозил им кулаком.
Напиток возымел действие, потому как от якобы стукнувшего деда инфаркта не осталось и следа. Не успел я ступить на порог, как меня опередила псина. Тяжело вздохнул, провожая взглядом его мохнатую задницу с виляющим хвостом.
— Лев Константиныч, мне это не мерещится? Пес говорящий! — шепотом обратился он ко мне.
— Самый что ни на есть настоящий, Валентиныч. Сам не в восторге.
— А откуда он?
Я пожал плечами:
— Откуда-откуда. Из ада.
Дед снова схватился за сердце и закатил глаза. Говорить ему, чтобы он держал язык за зубами не имело смысла. Он был из тех людей, кого на лоскуты будут резать, но тайны не добудут.
— Куда поедем? — спросил он, едва оклемавшись.
— В «Пьяную вишню».
— Так ночь уже поздняя. Поди и Волшебница Герда спит, — усмехнулся водитель, поглаживая левый ус, сразу позабыв о Стивене.
— Эх, накрылся наш вечер. Вези в усадьбу, дед.
— Во сто шуб одет! — огрызнулся Валентиныч. — Да я свою жинку так порой извожу, что вам, молодым и не снилось. Дед я вам!
— Только давай без подробностей, как ты мучаешь Нонну Владленовну своим вялым стручком! Как представлю картину, так вздрогну! И не стыдно тебе тыкать в живого человека?
— Да ну вас! Так куда едем?
— Брат, может в баньку? Расскажешь наконец, что в Америке было, — предложил Олег.
— А, давай! — улыбнулся я, и мы отправились в баню.
Была в общественных банях некая магия. Они пользовались популярностью местных жителей, и даже поместное дворянство не пренебрегали ими. Мы поехали в отреставрированную Петровскую баньку, славящуюся особой атмосферой. В купальнях Петровской стояли вычурные статуи, потолок украшали красочные фрески. Бойкие подручные подавали еду и выпивку для всех гостей заведения.
Для обычных горожан цена за вход составляла пятнадцать рублей, с аристократов брали шестьдесят. Вот такая ирония. Ну и, конечно же, маргиналам всякого рода вход сюда был заказан.
Мы мчались по опустевшему городу с ветерком. Адский пес Стивен, внешне ничем не выдавал свое адское происхождение. Обычная вертлявая собака. Высунул пасть в окно, хватал воздух и по-щенячьи восторгался:
— У-ух, мать моя дьяволица! Э-ге-гей! Ну как же круто! Как мне здесь нравится!
— Чего вылупились, человеческое отродье? Говорящего пса не видели? — кричал он немногочисленным прохожим.
Пришлось пнуть его по заду, чтобы он знал свое место и не лаял на прохожих понапрасну, расист хренов.
— Я тебе говорил на людях вести себя тихо!
— Прости, хозяин! Эмоции. В аду сам знаешь, какая тоска. Ты же поэтому сюда сбежал? Чтобы веселиться?
Я проигнорировал вопрос. Спросил другое:
— И надолго ты сюда? Когда уже оставишь меня?
— А зачем? — искренне удивился пес. — Мне тут хорошо. Я ведь пригожусь тебе.
— И чем же ты можешь пригодиться?
— Буду мерзких кошаков от тебя отгонять.
Очередная порция табачного дыма пошла не тем путем и я закашлялся.
— Ты сам посуди, хозяин — Стив удобно уселся напротив и стал загибать свои собачьи пальцы. — Глисты, блохи, конъюнктивит, одержимость «погаными» и вдобавок ко всему мерзкий вид.
С трудом загнул пятый палец-отросток, что торчал уродским рудиментом сверху.
Валентиныч все это время посматривал в салон через зеркало. Даже штору забыл опустить или просто не захотел. Все косился на Стивена, но уже без ужаса. Просто праздный интерес.
— А что ты ешь? — наконец не выдержал он.
— Печень люблю, сердце, но только выжатое от крови, жареные задницы грешников, ммм, — просто объедение!
Перечисляя «деликатесы», поминутно облизывался. Олег же попросил остановиться посреди улицы. Открыл дверь, вывернул содержимое желудка, и мы поехали дальше.
— У Голицына что-то хватанул со стола. Похоже оленина была не свежая.
— Ну-ну, так всем и говори.
— А конфеты ешь? — снова спросил дедок.
— Отравить меня хочешь, старый мешок с костями?
Валентиныч бросил карамельку в салон.
— На вот, попробуй, несчастная ты собака.
Стив обнюхал ее, неуверенно лизнул, потом еще раз и заглотил мгновенно.
— Ммм, вкусно! Точно остаюсь!
— Ну, Валенти-и-иныч! Что за подставы-то?
Дед самодовольно хмыкнул и бросил еще одну.
Глава 3
Остаток пути мы проехали быстро. Стив был занят поеданием конфет, мы — выпивкой. День казался бесконечно долгим.
Хотелось смыть с себя всю грязь и копоть, скопившуюся за сутки.
Подкатив прямо к воротам Петровской бани, мы вывалились впятером. Деда тоже позвали с собой, на что он радостно согласился.
Но на ресепшене нас ждало разочарование. Точнее, Стива…
— С собаками нельзя! — строго заявил администратор бани.
— Да кто здесь… — пришлось пнуть пса в бок, чтобы он замолчал.
— Кхм, — громко кашлянул я в кулак, отвлекая внимание администратора на себя, — спрашиваю у вас, а если с ошейником?
— Никак нет, блохастым вход воспрещен.
Стивен, оскалив зубы, злобно зарычал. Блохастым его ещё не называли.
— Я подожду вас со Стивом в машине, Лев Константиныч, — решил пожертвовать своим отдыхом дедушка.
— Хорошо, Валентиныч. Но если он чего отчебучит, гони собакена из машины.
— Пошли, Стивен, я тебя конфетами накормлю, — улыбнулся по-доброму старик.
Хвост пса угодливо застучал по паркету, и компаньоны быстренько удалились.
— С вас сто восемьдесят рублей, господа.
— С чего бы? Для простолюдинов по пятнадцать всегда было.
Брату нравилось, что нас путали с аристо, и при любом удобном случае он пафосно об этом заявлял.
— Хм, — оценивающе оглядел нас мужчина, — а фамилии у вас какие будут, господа?
— Ахматовы мы, Лев и Олег Константиновичи, а этот молодой человек Колесников Денис.
— Колесников… Колесников… — повторял он фамилию Дениса, будто пытаясь что-то вспомнить, затем достал толстую книжку с дворянскими фамилиями, полистал и заявил:
— Девяносто. С Ахматовых по пятнадцать, с барона Колесникова Дениса Викторовича шестьдесят.
— Да, ладно⁈ — кажется, мы сказали это синхронно.
