1968: 81].
За недолгое время, прошедшее с официального назначения Сазонова министром и вплоть до его вынужденного отпуска в связи с тяжелой болезнью в марте 1911 года, сложившаяся политическая ситуация практически не изменилась. Вместе со Столыпиным они стремились стабилизировать внешнеполитическую обстановку вокруг России, избегая осложнений в международных отношениях и стараясь при этом упрочить свои позиции на ближневосточным направлении. Столыпин всячески старался вынудить морское командование увеличить Черноморский флот, чтобы Россия и впредь сохраняла свое влияние в регионе, не опасаясь за безопасность своих юго-западных границ: военно-политическое ослабление России в зоне проливов означало бы практическую невозможность дальнейшего сдерживания австро-немецкой экспансии.
Механика принятия политических решений также оставалась неизменной до марта 1911 года. Следуя столыпинскому курсу избегания международных осложнений, чреватых войной, Сазонов принялся за разработку, совершенствование и претворение в жизнь новой внешней политики – так, сообща, они и определяли направление движения России [Зеньковский 1956: 254]. Лишь во время болезни Сазонова авторитет Столыпина, а с ним и всей его канцелярии сильно пошатнулся ввиду ряда непопулярных внутриполитических мер[45]. В сентябре 1911 года Столыпин был убит в Киеве. По возвращении на службу Сазонову предстояло отстаивать уже только собственные решения. Былая координация политических шагов иностранного и премьер-министра в дальнейшим лишь ослабевала, и Сазонов, невзирая на постоянные ограничения своей деятельности со стороны царя, все сильнее определял политический курс страны.
2. Политический дрейф и Итало-турецкая война
Март 1911 года – октябрь 1912 года
Характер российской внешней политики, равно как и ее контекст, претерпели серьезнейшие перемены за полтора года, минувшие с начала непростого 1911-го. Перемены были обусловлены двумя событиями того года: во-первых, тяжело протекавшая болезнь Сазонова на девять месяцев практически парализовала любую его дипломатическую деятельность; во-вторых, в сентябре был убит Столыпин; более уже ни одному министру в истории царской России не удастся добиться подобного контроля над внешней политикой[46]. Тогда же, в сентябре, русская дипломатия столкнулась и с новой проблемой: Италия вторглась в османские владения в Ливии, спровоцировав тем самым серию военных конфликтов на европейской периферии, шедших практически без перерыва на протяжении 21 месяца[47]. Разгоревшиеся войны осложнили жизнь дипломатам всех Великих держав: одни надеялись отложить большую континентальную войну до благоприятного момента, другие же – и вовсе ее избежать. Каждым последующим конфликтом все более высвечивалась растущая уязвимость Российской империи в зоне Черноморских проливов.
Когда в декабре 1911 года Сазонов вернулся к активному руководству Министерством иностранных дел, Петербург действовал в отношении Османской империи и Италии довольно сбалансированно, стремясь склонить первую к пересмотру режима проливов в пользу России. Сазонов тут же перешел к куда более проитальянскому подходу. Подавляющее большинство исследователей той эпохи либо вовсе не замечало, либо же недооценивало значение подобной смены курса на сближение с Италией с целью ослабить единодушие в Тройственном союзе, порой даже в ущерб российским интересам на Босфоре и Дарданеллах. Несмотря на то что в конечном счете подобная политика лишь частично сработала так, как того желал Сазонов, он внес немалый вклад в укрепление позиций России в проливах, одновременно поддерживая военно-стратегическое равновесие между Тройственной Антантой и Тройственным союзом.
Дипломатический дрейф в отсутствие капитана
В начале марта 1911 года Сазонов слег с тяжелой болезнью, вынудившей его отстраниться от управления министерством и следующие полгода провести за границей, лечась у иностранных врачей. Богатырским здоровьем он никогда не отличался, так что, вероятно, это было нечто вроде тонзиллита с высокой температурой. Поначалу Сазонов еще надеялся на скорое выздоровление, но через некоторое время все же решился сменить суровый петербургский климат и местных врачей на более способствующий выздоровлению швейцарский Давос[48]. Он подал прошение об отставке, которое Николай одобрить отказался, заверив Сазонова, что ему сейчас следует позаботиться о своем здоровье, а делами пока царь займется самолично при содействии товарища министра А. А. Нератова [Сазонов 1927:41]. Насколько позволяют судить документальные свидетельства, во время болезни Сазонов весьма мало влиял на внешнюю политику страны[49]: время от времени он имел встречи с проезжавшими Давос дипломатами, а с сентября уже более внимательно следил за событиями на внешнеполитической арене, получая копии важной корреспонденции[50]. В полном же объеме вернуться к исполнению своих обязанностей министра Сазонову удалось лишь в декабре.
Пока он приходил в себя, Турция продолжала наращивать военно-морские силы, что весьма тревожило российское правительство. В очередной раз тревогу забил посол в Константинополе (а некогда и кандидат в министры) Н. В. Чарыков, 15 апреля 1911 года известив Певческий мост о новом османском контракте на еще два британских дредноута. Встревоженный посол отметил, что прибытие кораблей в Турцию ожидается менее чем через два года, а это серьезнейшим образом повлияет на расстановку сил в Черноморском бассейне – и отнюдь не в пользу России. Конечно, великий визирь в беседе с Чарыковым подчеркнул, что Турция вовсе не настроена воевать с Россией, и даже пообещал, что линкоры не планируется базировать непосредственно в акватории Черного моря, однако же все это дипломатическое красноречие не особо успокоило русскую сторону[51]. В начале мая того же года русский дипломат А. А. Гире заявил, что контроль над Черным морем является критическим фактором для обеспечения безопасности южных границ России, особенно учитывая возможность нападения со стороны Турции или кого-либо из ее союзников.
Гире настаивал, что именно русские дредноуты должны первыми войти в Черное море, в равной мере распространяя свою аргументацию и на Черноморские проливы: коль скоро Черному морю суждено сделаться главным – как он предлагал – русским морским форпостом, то Россия обязана иметь полное и «суверенное право прохода во все моря». То есть согласно данной стратегии России требовалось изыскать способ добиться для своих кораблей свободного прохода через проливы[52].
Впрочем, данный вопрос привлекал интерес не только дипломатов: в армии также считали, что России следует быть превентивно готовой к предотвращению любой османской угрозы. В июне 1911 года в Генеральном штабе прошло обсуждение усиления Турции, на котором среди прочего были рассмотрены и планы двадцатилетней давности о морском десанте на Босфоре – заключение было единогласным: «высадка на Босфоре при нынешнем соотношении [русских и турецких] морских сил – невыполнима»[53]. Вследствие обсуждения военный министр В. А. Сухомлинов испросил – и получил – царское дозволение сосредоточить необходимые ресурсы для обеспечения готовности к подобной экспедиции.
С разгоревшейся 29 сентября 1911 года Итало-турецкой войной вопрос безопасности на Черном море стал подниматься еще чаще. Война
