провёл кончиком хлыста по ложбинке между белых полушарий.
«Уж лучше бы он впихнул его в меня», — пронеслось у Элены в голове.
Какое-то время Эван просто любовался, как вычерчивает розовые линии на белой попе кончик хлыста. Затем другой рукой подхватил Мадлен под живот и попытался приласкать. Тело оказалось настолько напряжено, что о возбуждении и речи быть не могло.
Эван замер, сосредоточенно глядя на белое, как мел, лицо, чуть повёрнутое к нему. Поджал губы, выжидая, скажет Мадлен что-то или нет.
Мысли бешено метались у Элены в голове. Будь это любой другой клиент, она бы молча стерпела и скрылась у себя. Она давно уже поняла, что бесполезно о чём-то просить — и потому прекратить не просила никогда.
Эван стоял у неё за спиной неподвижно, всё ещё выжидая чего-то. На секунду Элена почти что решилась попросить его прекратить — но не успела.
— Ты будешь делать всё, что я захочу? — озвучил Эван вопрос, терзавший в эту минуту его самого.
Элена сглотнула.
— Да.
— Даже если это противно тебе?
Элена молчала секунду, пытаясь понять, какой от неё требуется ответ. А через секунду было уже поздно что-то говорить, потому что горячее тело Эвана, накрывавшее её со спины, исчезло, оставив только холод и одиночество там, где оно было только что.
— Эван!.. Ваше Сиятельство! Князь… — выдохнула Элена, резко разворачиваясь, и, увидев, что князь уходит, попыталась броситься за ним, но запуталась в одежде и едва не упала.
Выругавшись, Эван подскочил к ней и подхватил на руки.
«Шлюха», — читалось в его глазах.
Элена сглотнула и зажмурилась.
— Я никогда вам не врала, князь.
Эван молчал, но продолжал удерживать её в руках. Элена поймала руками его шею и крепко обхватила, так чтобы Эван не смог сбежать, и только потом открыла глаза, приготовившись столкнуться с ледяной волной презрения, обращённой к ней.
— Почему ты не попросила меня остановиться?
Элена закусила на секунду губу.
— Вы хотели, чтобы я просила?
Эван молчал, и глаза его стремительно затопляла злость.
— Вы бы всё равно не остановились. Но если вы хотите — я буду просить.
— Ты считаешь так.
Элена сглотнула, пытаясь понять, что теперь она видит в этих глазах. Она не выдержала и первой отвела взгляд.
— Почему вам нужно причинять мне боль? — устало спросила она. — Это вас заводит?
Эван медленно покачал головой и так же устало уткнулся носом Элене в висок.
— Я делал тебе больно?
— Нет. До сих пор.
Какое-то время стояла тишина. Эван тяжело дышал.
— Я хочу тебя, — сказал наконец он. Подтолкнул Элену к ближайшему стойлу и снова прижал к стене спиной. — Я хочу тебя целиком.
— Но я ваша…
Эван покачал головой и медленно, жадно принялся её целовать. Элена выгнулась навстречу и сильнее обхватила Эвана, зарываясь кончиками пальцев в его волосы. Она снова тяжело дышала. Бёдра её прижались к бёдрам Эвана, и Элена слегка качнула ими, показывая, что готова.
Не разрывая поцелуя, Эван поймал её руки — одну за другой — и, по очереди поцеловав, завёл наверх, заставляя нащупать краешек перегородки между стойлами. Убедившись, что та ухватилась достаточно крепко, Эван принялся стягивать вниз штаны, болтавшиеся у Элены на ногах. Руки его то и дело отвлекались, принимаясь ощупывать белые нежные бедра, которых хотелось касаться ещё и ещё. Элена помогала ему, как могла, а едва освободившись от ткани, обхватила Эвана ногами и потянула на себя.
Стянув собственные панталоны до середины бедра Эван вошёл в девушку. Тело Элены запульсировало, судорожно сжимая ворвавшуюся в него плоть. Эван стиснул её бока, надевая глубже на себя, и девушка застонала.
— Пожалуйста… — прошептала она.
— Пожалуйста — что? — Эван отстранился от её рта, но только за тем, чтобы пройтись губами к подбородку и с раздражением натолкнуться на проклятый воротничок.
— Пожалуйста, ещё…
— Ты обещала не лгать.
— Эван, я хочу тебя…
Эван больше не спрашивал. Он молча вдалбливался внутрь, и каждое движение вырывало из горла Элены короткий стон. Эван снова начал её целовать. Элена, забывшись, опустила руки и, обняв князя, принялась шарить у него по спине. До сих по она ни разу не видела покровителя целиком — как и князь не видел целиком её.
Потом оба замерли, тяжело дыша. Эван давно уже держал девушку на руках. Было тяжело, но всё равно не хотелось её отпускать. В голове крутились обрывки глупых мыслей, которые, как он знал, не нужно говорить вслух. «Я люблю» и «Я никогда тебя не отпущу». «Отпущу, — возразил себе Эван, — и очень скоро». Эта мысль мгновенно отрезвила его, и он осторожно опустил Элену на землю, а затем аккуратно натянул обратно на девушку бельё.
— Придётся переодеваться, — растерянно произнесла Элена и, чуть заметно усмехнувшись, приподняла одну бровь. — Простите, князь. Что люди подумают о вас…
— Что я сошёл с ума, — ответил Эван, разглядывая влажную от пота сорочку. «И это на самом деле так».
Некоторых вещей — таких, как эта — Эван до конца не понимал. Мадлен — по большей части — выглядела как человек, который не боялся ничего. За внешней хрупкостью легко угадывалось циничное презрение ко всем, кто её не принимал. Но иногда Эвану казалось, что есть что-то ещё.
По усадьбе неторопливой походкой шествовал сентябрь, и деревья в парке постепенно меняли цвет, каждым шорохом своих листьев напоминая Эвану о том, что это последняя осень для него.
Признаваться в том, что путь его подошёл к концу, было странно — что бы там ни было, до конца он не мог поверить в поставленный диагноз.
Там, наверху, в изъезженных стальными кораблями межзвёздных просторах, время, казалось, толком и не шло. Там всегда была зима — и потому Эвану казалось, что ему нечего особо терять. Большую часть своей жизни он провёл там, на космических путях, и большую часть жизни чувствовал себя так. Время ничего не значило для него.
Потому ли, что здесь, на Альбионе, жизнь шла иначе — или потому что именно теперь он по-настоящему почувствовал, что живёт — но Эван вдруг обнаружил, что ему до ужаса не хотелось умирать.
Кашель почти не беспокоил — только если он слишком долго бежал. Грудь, правда, по-прежнему болела по ночам, но теперь он так крепко спал, что совсем этого не замечал.
И трудно было поверить, что он, совсем ещё молодой и почти здоровый человек, так скоро отправится на тот свет.
Эван невольно думал об этом, оставаясь в одиночестве, которого здесь, в усадьбе, «было хоть отбавляй». Дамы без конца говорили, что они
