и, когда он подошел, на ухо ему произнес, перекрикивая музыку:
— Что-нибудь покрепче, две рюмки!
Бармен, тот же, что подавал нам энергетики, внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на Ванессу, снова на меня, пожал плечами и молча отошел. Вернулся он уже с бутылкой и двумя рюмками, в которые нацедил прозрачной жидкости, настолько холодной, что от нее даже стекло запотело.
Я взял обе рюмки в руки, слез со стула, сделал шаг вперед и будто бы невзначай столкнулся с хлыщом, который все так же зависал где-то в районе уха Ванессы.
Само собой, такой наглости не заметить он уже попросту не мог, а поэтому оторвался от девушки и посмотрел на меня.
Я сделал максимально пьяный вид, на какой только был способен, и радушно воскликнул:
— О! Сестренка, это что… ик… Что, тот самый парень, о кот… котором ты мне рас… рас… казывала? Ик!
Хлыщ едва заметно поморщился, явно попытавшись скрыть это, но у него очень плохо получилось.
Если он тоже из магического рода, а, судя по цветам в одежде, это именно так, то он понимает, что у Ванессы есть как братья, так и, возможно, сестры. Но при этом, судя по тому, что он решился аж на отравление баронессы, легко сделать вывод, что никто, кроме нее, его не интересует. А значит, он не знает ни братьев, ни сестер в лицо. Почему бы одному из них не иметь моего лица?
Ванесса что-то невнятно промычала, явно не в состоянии формулировать мысли, и я радостно уцепился за сказанное:
— Нор… нормальный парень! У тебя как всег… да есть вкус, сес… ик! сестренка… Как тебя зовут?
Я покачнулся и тут же сменил тему:
— А х… хотя какая разница! Давай выпьем!
И я пихнул в руку хлыщу рюмку, не смущаясь тем, что у него уже был стакан с недопитым коктейлем.
Хлыщ снова переменился в лице, пытаясь скрыть брезгливость и презрение, и свободной рукой аккуратно попытался отвести мою ладонь с рюмкой от себя.
— Э, ты чё! — возмутился я. — Выпьем! Или ты меня не уваж… аешь⁈ Ты чё, не уважаешь меня⁈ Ты, может, и сеструху мою не уважаешь⁈
Понимая, что отделаться от меня можно будет только выпив, хлыщ наконец взял рюмку в свободную руку и быстро, но пристально осмотрел ее, прищурив глаза. Почти наверняка он не просто ее осмотрел, а сделал это с помощью магического зрения, проверяя на следы маны — слишком уж сосредоточенным был его взгляд.
Дурак.
Это все равно ему ничего не даст. Потому что плетение было вложено не в его рюмку, а в мою. У меня не было времени создавать даже простейший артефакт, поэтому я влил ману непосредственно в молекулы воды, насыщая их черным и зеленым, а потом, деланно обрадовавшись тому, что хлыщ все же взял рюмку, провозгласил:
— За Ванессу!
И с размаху двинул своей рюмкой по его, да так, что половина жидкости и оттуда и оттуда выплеснулась, меняясь местами и смешиваясь.
А потом я залпом опрокинул рюмку в себя. Ледяная жидкость, почти такая же холодная, как энергетик, пролилась по горлу, а через мгновение его обожгло крепким спиртом. Не знаю, что там бармен налил, но это было прямо крепко, и не сказать, чтобы сильно приятно.
Я опустил голову и пристально посмотрел на хлыща. Тому ничего не оставалось делать, кроме как повторить за мной.
Вот только чего он не повторил — так это защитное плетение, равносильное тому, которым я зарядил рюмку, только в противофазе. Едва только напиток оказался в моем желудке, как оно подействовало, полностью нивелируя действие заклинания. Моего же заклинания на меня же самого.
Но хлыща это не касалось.
Он отсалютовал мне пустой рюмкой, показывая, что он меня уважает и сделал то, что я хотел, и поставил ее на стойку, после чего снова потянулся к уху Ванессы.
И не дотянулся.
На половине пути он замер, словно все его мышцы парализовало судорогой. Постояв так несколько секунд, он наоборот — обмяк и практически сполз по стойке на пол, предварительно разжав пальцы и выронив стакан.
Именно так и работает заклинание Ложного Животного — по сути отключает ненадолго критическое мышление и заставляет человека считать, что он животное. Разумеется, животному тесно и неудобно в человеческом теле, поэтому организм пытается совладать сам с собой, и в качестве побочного эффекта — проверяет все мышцы на отзывчивость к воздействию — насколько они могут сократиться и насколько они могут расслабиться.
По сути, это были единственный физический эффект этого еще одного практически бесполезного плетения, которое в моем мире использовали разве что в юмористических целях.
Например, чтобы зачаровать конфету и угостить ею знакомого, чтобы он на пять-семь минут сознанием превратился в корову или овцу. Шутка была настолько популярная, что такие конфеты даже выпускались в промышленных масштабах и были довольно популярны.
В этом мире, конечно, они вряд ли существовали, но хлыщ сам подсказал мне идею того, что с ним надо сделать.
Решил поступать по-скотски — будь скотом.
Мне не жалко.
Несмотря на полностью расслабившиеся мышцы, на пол хлыщ так и не упал. Лишь встал на четвереньки, поднял голову и уставился перед собой глазами, в которых не осталось ни малейшего намека на разум. Интересно, кем он себя сейчас считает?
Я при составлении плетения заложил в него всех сельскохозяйственных животных, каких только смог наскоро вспомнить, но не задал им очередность, а значит, первым его разум должен выбрать то животное, что ближе всего ему по духу.
— Ме-е-е-е! — громко, перекрикивая даже музыку, выдал хлыщ, глядя на меня глазами, которые медленно наливались кровью.
Все ясно. Козёл.
Он наклонил голову и я спешно подобрал ноги, в результате чего лоб хлыща, конечно же, не снабженный никакими рогами, что бы ему там ни казалось, встретился с ножками барного стула. Как следует разогнаться ему было негде, поэтому обошлось без серьезных повреждений — он лишь отлетел назад, сел на задницу и по инерции развернулся, теряя из виду меня с Ванессой, но зато направляя свой взгляд на танцпол, на котором, пока еще не заметив, что творится, продолжали танцевать люди.
Что произошло в его голове после этого — даже представлять себе не хочу, но явно ничего хорошего и явно — ничего адекватного.
Снова вскочив на четвереньки, хлыщ несколько раз скребанул рукой по паркету, наклонил голову и со скоростью пули понесся в толпу танцующих! Я даже не представлял себе, что человек на четырех костях способен двигаться с такой скоростью!
Он врезался в толпу танцующих, раздались крики, кто-то упал… Танцы резко прекратились, народ прыснул по сторонам, пытаясь разорвать дистанцию между собой и взбесившимся мажориком. Он остался один посередине пустого пространства, крутясь на месте и кидаясь то в одну сторону, то в другую… На четвереньках, естественно.
Даже ди-джей остановил музыку — настолько необычным было творящееся. Ну, раз даже он отвлекся, значит, я смог организовать что-то «максимально неадекватное», что и было целью.
И действительно — к хлыщу уже стремилась троица охранников с моим старым знакомым во главе.
Растолкав гостей клуба они кинулись на мажорика и буквально погребли его под своими телами, придавливая к полу. Несколько секунд эта куча-мала вяло возилась, а потом охранники встали, держа за руки практически на весу зачинщика непотребства.
— Отпустите! — орал он в гробовой тишине, уже вернувшись в человеческое сознание. — Твари, пустите! Что я вам сделал⁈ Вы хоть знаете, кто я⁈
Он бешено тряс башкой и вращал глазами, но ни то ни другое не помогало. Даже наоборот — усугубляло ситуацию, поскольку все прекрасно видели, кто он такой.
Он козел.
Так и держа его за руки плотной мертвой хваткой, охранники вывели его из зала, а мой старый знакомый, прежде чем выйти следом, на секунду остановился и бросил короткий взгляд на меня.
Я сделал самое невинное выражение лица, на какое только хватило моего актерского таланта и отсалютовал ему пустой рюмкой, что так и держал в руке. Охранник отвернулся и вышел вон, а я наконец смог уделить внимание Ванессе.
Во время всего этого спектакля с человеком-животным она даже с места не двинулась. Так и сидела на своем стуле, блаженно улыбаясь и глядя перед собой невидящим взглядом.
Хоть не пила больше из своего отравленного стакана — и то хорошо.
Хотя, говоря откровенно, артефактные яды не чета обычным, биологическим, тут нет разницы, много ты его употребил или мало, разница лишь в том, как долго он будет действовать. Ну, и еще в отличие от биологических или хотя бы химических, от артефактного яда нет противоядия, по крайней мере,
