Смотри. Видишь, здесь, на шляпке? — Олли указал на заднюю часть гильзы. — Другой производитель и год выпуска. Но это еще не так необычно. Я имею в виду, можно зарядить часть патронов из одной коробки, а часть — из другой. В нашей лаборатории исследовали фрагменты пуль, и оказалось, что две из них совершенно отличаются от остальных — они относятся к разряду слабых боеприпасов.
— Слабых? Что это означает?
— Очень специфические боеприпасы с уменьшенной пробивной силой. Видишь ли, одна из основных проблем, связанных с использованием патронов калибра 5,56 мм в населенной местности, заключается в опасности случайного попадания не туда, куда нужно. Из-за малого калибра люди думают, что это оружие — нечто подобное обычному калибру 5,6 мм с неболь-
25
шой пробивной силой. Однако это не так. Я имею в виду, это — тот же тип патронов, который мы с Джейком использовали во Вьетнаме для зарядки «М-16». Жаль, что у нас тогда не было одного из этих «ХК». Они намного легче и меньше, чем наши старые «М-16». В общем, калибр 5,56 мм прекрасно подходит для войны, но опасен на улицах.
— Потому что у пули слишком большая скорость?
— Да. Я еще раз встретился с Маккамманом и сделал кое-какие заметки, — Олли заглянул в большой блокнот с желтыми страницами, — пуля в пятьдесят пять гранов, выпущенная из «ХК53», летит со скоростью свыше девятисот метров в секунду. При такой скорости есть все шансы, что она пробьет человека насквозь, и, что еще хуже, такую пулю тяжело обнаружить при первом осмотре. Помнишь, Маккамман сказал, что группа СГБР использует «ХК53» вместо девятимиллиметрового варианта?
— Ну и?
— Главная причина этого — возможность пробивать бронежилеты преступников. Но в качестве обычного полицейского оружия для преследования парней на улицах эта малышка не годится — слишком сильно бьет. Поэтому, возможен вариант слабых боеприпасов для ситуаций, когда вокруг люди, и нет необходимости пробивать бронежилеты. Можно использовать то же самое излюбленное оружие с минимальным риском случайного поражения.
— Но как узнать наверняка, когда потребуется один вид боеприпасов, а когда — другой?
— Ты носишь с собой несколько идентичных магазинов за исключением нескольких, четко помеченных цветной лентой. Предположим, магазин со слабыми патронами может быть помечен зеленой лентой, и использоваться в том случае, если в зону обстрела могут попасть гражданские. Все просто.
— Хорошо, я понимаю, почему полиция использует такие патроны. Но почему их использовали бандиты?
— Они их не использовали.
— Но ты же сказал...
— Вот в этом-то все и дело. Бандитов не заботит чрезмерная убойная сила. Их не беспокоит совесть, и они не ходят по магазинам в поисках слабых патронов. Платить лишние деньги за то, чтобы получить меньшую силу огня? Да никогда в жизни!
— Так что же ты хочешь сказать, Олли?
— Производитель определил по маркировке, в какой партии
26
были эти патроны. Оказалось, что эта партия слабых боеприпасов была продана десятку различных полицейских участков по всей стране. Несомненно, как минимум, два из этих сорока патронов пришли прямо из полиции.
Кларенс заглянул в комнату отца как раз в тот момент, когда старик сидел, глядя на одну из картин Дэни, и тихо напевал: «Скоро я распрощаюсь с проблемами этого мира и пойду домой, чтобы жить с Богом. Больше не будет плача и стенаний, я буду жить с Богом».
Кларенс не был уверен, что переезд в дом Дэни был лучшим вариантом для отца. Здесь так много напоминало о ней. Первую песню сменила вторая, и хотя голос был тонким и слабым, Кларенс отчетливо помнил, каким сильным и энергичным голосом его отец пел эти же песни тридцать лет назад. Тогда в этом пении было больше силы, а сейчас — больше предвкушения.
«По вагонам, детки, по вагонам. Поезд Евангелия отправляется. По вагонам».
Запоминающаяся мелодия была едва уловимой для человеческого уха, и Кларенс с трудом слышал ее. Глядя на отца, он ощущал себя опустошенным. Этот старик день ото дня все чаще переходил из настоящего в прошлое и будущее. Он явно все больше и больше терял связь с реальностью.
Дэни наблюдала за тем, как к побережью западной Африки причаливают английские и американские корабли. Она была ошеломлена, увидев, как хватают и грузят на борт детей, подростков и молодых взрослых. Дэни увидела названия кораблей работорговцев. Среди прочих были «Иисус», «Мария», «Свобода» и «Правосудие».
В двери прошлого были видны 150 рабов, погруженных в грязный трюм корабля. Они были закованы в цепи и жили среди собственных испражнений. Только сорок из них пережили плавание через Атлантику и достигли берегов Америки. Дэни особо наблюдала за одной молодой женщиной, которую вымыли и продали в рабство. Затем этой женщиной воспользовался ее господин, и она родила детей-мулатов. Дэни видела, как один из этих детей вырос и стал отцом Зеке. Так и есть. В ней есть кровь белых, кровь рабовладельца. Дэни всегда подозревала об этом, но до сих пор не была уверена.
У нее вызывало отвращение, что какой-то человек (в дан-
27
ном случае — рабовладелец) может игнорировать своих детей. Дэни видела, с каким презрением относилась хозяйка плантации, жена господина, к черным детям с более светлой кожей. Дэни видела, как рыдают белые женщины во время ночных прогулок их «благочестивых» мужей. Жены знали, куда и зачем ходят их мужья, — чтобы спать с другими женщинами. И черные, и белые женщины ненавидели это, и черные мужчины тоже ненавидели. Дети черных и белых так же безмолвно терпели позор. Это развращало души белых мужчин, опустившихся до такой низости, хотя было и много таких, которые подобным не занимались. Дэни видела, как рабство вызывало страдания не только в черных, но и в белых семьях.
— Разве это не ирония, прадедушка?
— Что, дитя?
— На мой взгляд, — сказала Дэни, — величайшим доказательством аморальности рабства стало смешение крови черных и белых. Если бы это были животные или полулюди, то они не смогли бы дать потомство от белых. Иметь детей можно только от своего вида,
