вниз и капая на пол. Дан на мгновение замер, затем быстро вошёл в тамбур и повернул ручку боковой двери выхода на перрон. С улицы пахнуло тёплым ночным воздухом. Он, не откидывая ступеньки, спрыгнул на землю и пошёл к деревянному зданию вокзала с покосившимся чёрным дверным проёмом.
Маска
Дождь начался рано утром. Нудный, мелкий, холодный.
Выходить на улицу решительно не хотелось, да и нужды особой не было. Или была? Ответ на этот вопрос можно было отложить до шести часов вечера, поскольку магазин закрывался в семь. Внутренний голос подсказывал, что если поход не состоится сегодня, – завтра будет поздно: она исчезнет и больше он её не увидит.
…Часовая стрелка настенных часов переместилась и частично прикрыла цифру «5». Рука сама потянулась к дверце шкафа, достала бутылку коньяку и плеснула из неё на дно бокала. Сознание за действиями руки проследило, но никаких оценок или предостережений не последовало. Тёплая мягкая жидкость обволокла гортань и начала путешествие вниз, постепенно оживляя и возвращая к жизни ткани и органы тела.
Сегодня, рано утром, он вышел из того состояния, которое называл Тенью. Пребывая в Тени, он безучастно фиксировал события внешнего мира, не вмешиваясь в их течение, не испытывая желаний и действия «эмоциональных привязок».
Он никогда не пил, находясь там, в Тени, ничего крепче воды и очень мало ел, поэтому возвращение всегда сопровождалось яркими, взрывными, цветными эффектами от самых простых, обыденных вещей.
На этот раз он пробыл в Тени дольше обычного: около двух недель. Возвращаться не хотелось, но тянуть с этим дальше было нельзя.
Возвращаясь, он переставал обращаться к тени с заглавной буквы (иногда это было непросто).
Ритуальный взгляд в зеркало ничего нового не принёс: чуть заострившиеся черты лица с характерной небритостью и расслабленностью лицевых мышц. Пожалуй, зрачки в этот раз были расширены больше обычного, вот и всё. Количество пыли на зеркале явно превышало двухнедельный срок, но память отказывалась отвечать на такой малозначащий вопрос: когда же последний раз в этом зеркале отражалась тряпка?
Итак: идти или не идти? – «вот в чём вопрос».
То, что этот поход может кардинальным образом изменить его собственную жизнь, беспокойства не приносило. Тяготила ответственность за окружающих, чья жизнь тоже подверглась бы изменениям. Несколько дней назад это препятствие исчезло: последний «окружающий» – пёс, проживший с ним восемь лет, – попал под машину. О том, что таким образом его подталкивают к выбору, думать не хотелось.
Шесть вечера. В конце концов, он же не подневолен какой бы то ни было силе: можно принять окончательное решение и там, в магазине. Эта мысль подействовала неожиданно воодушевляюще. Даже дождь стал слабеть, намекая на возможность перехода в прохладный вечер. Он всё-таки надел плащ и, чуть помедлив, высокие ботинки на толстой рифлёной подошве: не хотелось обходить мелкие лужи.
Если не считать, что в надписи «Эзотерический» не горела последняя буква, в остальном в магазинчике было всё как обычно. Продавец растопыренной пятернёй привычно отбросил назад начинающие редеть желтоватые волосы и, сходив в подсобку, принёс ему табуретку. Он так же привычно подбил каблуком одну ножку табурета и сел. Их глаза встретились…
По неподтверждённым данным, Маску (и с ней ещё три фигурки из дерева) привезли в конце 1980-х из Центральной Африки. Привёз автор. Вроде бы он вёл переговоры, в случае удачных продаж, о дальнейших поставках элитных аутентичных экспонатов. С тех пор об авторе никто ничего не слышал. «Экспонаты», за исключением Маски, постепенно продали. Маска многие годы (если точнее – уже почти три десятилетия) пылилась на верхней полке, где он случайно её и обнаружил. Его заинтересовала бронзовая статуэтка: всадник без лица на длинной вогнуто-гибкой спине диковинного животного. Чтобы определить подлинность вещи, её нужно было взять в руки. Последнее время появились умельцы, способные состарить металл практически неотличимо от тысячелетнего. Он попросил лестницу. Ему принесли складную конструкцию, отдалённо напоминающую упомянутое изделие, и он, с риском для здоровья, полез за фигуркой (а там на полке, у самой стены, что-то лежало, покрытое сантиметровым слоем пыли; это и была она – Маска; среди покупателей подобной продукции редко попадаются каскадёры; возможно, поэтому Маске и удалось так долго пролежать на верхней полке. Хотя могла быть и другая причина: она просто ждала).
Автор Маски назвал своё изделие «Личиной зверя»; во всяком случае, так информировала этикетка. Удлинённый лик с миндалевидными глазницами, на первый взгляд, определённо вызывал ощущение интеллекта и, казалось, не подтверждал смысл, заложенный в названии. Однако при попытках проникнуть внутрь образа, за его материальную оболочку, в голове начинало плескаться что-то тёмное, не поддающееся дешифровке. Он знал, что через пару минут у него заломит виски, окружающее пространство начнёт расплываться – и он что-то увидит… Что в этот раз?..
* * *
…Хруст. Хруст снега под ногами, но он не чувствует холода. Туман рассеивается. Зима. Посреди поля – «колодцем» – сложен большой погребальный костёр из сухих промороженных стволов. Верхний настил – сплошной, из стволов потоньше. Внутри – ворох сучьев. Вокруг костра – люди: около трёх сотен. По периметру брёвна обложены тюками тростника. По длинным сторонам, в стенах из тростника – оставлены ниши, по четыре с каждой стороны. На вершине помоста лежит его тело. Тихо…
Привели лошадь, остановили у торца помоста. Челюсти связаны верёвкой. Тихое ржание, переходящее в храпение. Передние ноги стянули верёвкой, дёрнули – лошадь упала. Оттянули голову. Кто-то, небольшого роста, с быстрыми выверенными движениями ударил в основание шеи лошади. Казалось, ударил рукой, но тугим фонтаном брызнула кровь. Непонятно, в какое мгновение в руке появился нож.
Шевеление в толпе. Напряжение в небольшой группе людей. Не все согласны с выбором того, кто будет поджигать костёр. Этот человек возьмёт на себя все грехи умершего, его долги, за ним обязанность и право ме́сти, всё, что не успел завершить покойный. Взамен он получает имущество и обязательства по содержанию семьи того, кто уже не сможет этого сделать.
Расступились. Ведут женщин. Восемь… Идут как-то уж слишком спокойно: должны понимать, что́ их ждёт. Развели по длинным сторонам помоста. Поровну, по четыре с каждой стороны. У каждой спутник. Плечи прикрыты шкурами с серым мехом.
Вот в чём дело: их глаза бездумны – видимо, дали какой-то напиток.
Взмах!.. Вернее, восемь взмахов слились в один. Посадили в ниши из соломы и прислонили к венцам помоста.
Тихо…
Скорее подросток, чем юноша. Он будет
