прошлом. Именно в ожидании такой дальнейшей логики повествования я подвергаю искажению возникшее слово "тратим" и превращаю его в "утратили", таким образом реализуя свои ожидания относительно смысла дальнейшего текста.
Слово "тратим" наиболее из всех подошло для того, чтобы без особых сложностей исказить его и придать ему смысл чего-либо забытого, потерянного… Достаточно было лишь добавить букву "у", и смысл становился таким, как мной ожидалось.
То есть очитка была, но не было никакого вытесненного желания по причине его неприемлемости для сознания. Было вполне невинное желание, витавшее на периферии.
Всё это кажется чем-то незначительным, но когда понимаешь, что вся эта мыслительная искажающая деятельность произошла в десятые доли секунды, это всё-таки поражает и восхищает.
Психика человека — это нечто поистине удивительное.
Кажется, в своей "Психопатологии обыденной жизни" Фрейд не обозначил ещё один вид психической деятельности, на примере которого можно видеть вытеснение из сознания нежелательного для него момента. Речь идёт о преднамеренной несообразительности, о преднамеренной недогадливости, когда верный ответ неприемлем для нашей личности. В таком случае бессознательное уже верно обо всём догадалось, но не пускает эту информацию к осознанию, в силу чего человек так и "не может" догадаться насчёт того, о чём идёт речь.
Вот пример подобной "недогадливости". Совсем недавно на "Одноклассниках" я отписал серию юморных комментариев к фотографиям одной барышни и заодно сделал несколько замечаний насчёт ошибок у неё в словах.
Она мне отвечает: Павел, я сражена наповал! Откуда такие глубокие познания великого русского языка?!!! И остроумно ещё так. Может, у вас образ такой, похожий на Вашего тёзку с экрана…"
О каком тёзке речь, задумываюсь я?
Павел… Павел… Хм, не пойму, о ком она.
Думаю я, думаю, что за тёзка с экрана… Никого придумать не могу. Думал секунд 30, наверное. В итоге и отвечаю опять с юмором: "Тёзка с экрана? Это кто? Барак Обама? Нас иногда путают. А вообще, русским языком владею так себе. Просто с ранних лет прозой увлекаюсь, вот и приходится осваивать потихоньку наш великий и могучий".
Но тут вдруг что-то мне не нравится в конструкции последнего предложения. Я задумываюсь.
Смотрю на слова, перечитываю. В голове возникает фраза "волей-неволей", которая, кажется, может приукрасить это предложение, заставить его звучать лучше.
В итоге удаляю написанное и пишу иначе.
Получается: "Просто с ранних лет прозой увлекаюсь, так что волей-неволей пришлось осваивать".
В таком виде и отправляю.
Через минуту от девочки приходит ответ. Пишет: "Волей — неволей"! Вот как раз про Павла Волю я и говорила!"
Фрейд бы сказал, что бессознательно я понял, что речь идёт о Павле Воле, но в силу того, что питаю к нему неприязнь (а к его экранному образу я питаю самую сильную неприязнь), вытеснил из сознания даже само предположение о том, что меня могут сравнить с этим пренеприятнейшим типом. Но сама догадка всё же выскочила наружу в виде фразы "волей-неволей"…
Вообще, интересен, конечно же, момент, когда я уже написал предложение, но вдруг что-то остановило меня — потому что в голове возникла фраза "волей-неволей". В то мгновение я просто подумал, что с этим оборотом предложение будет смотреться лучше…
О феномене преднамеренного препятствования осознанию некоторых фактов мы ещё поговорим подробнее, когда будем упоминать исследования психофизиологов о регистрации мозгом неосознаваемых импульсов с применением целого ряда беспристрастных приборов.
Подумаем же вот о чём — если в бессознательном человека продолжает "сидеть" некое скрытое желание, то оно не может не проявлять себя в каких-либо действиях. Желание по определению обязано мотивировать. Поэтому могут ли забывания и очитки быть единственными свидетельствами существования неосознаваемых мотивов в глубинах психики? Или должны быть и другие их проявления?
Такие проявления, безусловно, есть. Например, "случайные" действия или "ошибочные".
Фрейд описывает (Фрейд, 2008а. С. 134), как однажды нечаянным движением руки он разбил мраморную крышечку своей чернильницы. Сидел в своём кабинете за письменным столом, писал что-то, неловко махнул рукой, задел эту самую крышечку, вследствие чего она слетела на пол и разбилась.
Он указывает, что рядом с чернильницей стояли различные бронзовые статуэтки и терракотовые фигурки (Фрейд был знатным коллекционером). Но рукой он "случайно" сбил только мраморную крышечку своей чернильницы. Он задумывается.
Всего несколько часов назад к нему заходила его сестра. Она хотела посмотреть недавно приобретённые им вещи — всякие античные безделушки из камня и глины. Осмотрев всё, она оказалась довольна и заметила ему, что теперь-то его письменный стол выглядит вполне красиво — осталось только приобрести новый письменный прибор. Это она о его простенькой чернильнице. Сестра сказала, что теперь ему нужна более красивая чернильница.
И вот, спустя несколько часов, Фрейд совершает то самое неловкое движение, и крышечка чернильницы разбивается.
Сам он пишет об этом: "Заключил ли я из слов сестры, что она решила к ближайшему празднику подарить мне более красивый прибор, и я разбил некрасивый старый, чтобы заставить её исполнить намерение, на которое она намекнула? Если это так, то движение, которым я швырнул крышку, было лишь мнимо неловким; на самом деле оно было в высшей степени ловким, так как сумело пощадить и обойти все более ценные объекты, находившиеся поблизости".
Если в глубинах психики есть какое-то скрытое желание, которое по разным причинам не осознаётся, то, тем не менее, оно так или иначе всё равно будет давать о себе знать в самых различных действиях человека.
Определить истинный мотив в поведении человека можно лишь при совокупном анализе многих его поступков — только при объединении, казалось бы, разрозненных действий можно обнаружить некий общий для них вектор, направленный к определённой цели. Надо искать в поступках человека нечто общее, тогда можно обнаружить и истинный мотив, который определяет всё его поведение.
Иными словами, только косвенные признаки в деятельности человека говорят о его настоящих целях, и делают они это гораздо точнее и правильнее, нежели может он сам.
Как верно упоминает в своих лекциях Леонтьев (Леонтьев, 2007), известное и обычное для всех нас дело — видеть, как человек всем своим поведением демонстрирует, что ему откровенно нравится конкретный представитель противоположного пола. Он суетится, волнуется, совершает ещё ряд каких-то действий, и все окружающие понимают, что ему нравится данная особа. Но сам он этого не осознаёт, и когда ему говорят об этом наблюдении прямо, искренне удивляется и принимается отрицать. Он даже может так или иначе разумно объяснять своё поведение от случая к случаю. И только когда у двух этих персон действительно начинаются отношения, мы понимаем, что выводы, сделанные нами на
