Книга Удачный сезон - Анна Иванцова

чадо: вся моя рожица, широко улыбающаяся, была темной, как у чертенка, одни лишь глаза радостно горели да белели кривые, еще молочные, зубы. Когда же меня с ужасом признали (скорее по одежде, нежели по лицу), игра наша резко и неприятно оборвалась. Потому что мама, ставшая лицом точь-в-точь как серая стена нашего дома, кошкой подскочила ко мне и молча, сильно ударила коричневым кошельком, который вынула, чтобы достать ключи, прямо мне по лицу, с которого не успела еще соскользнуть счастливая улыбка. Было больно. Очень. На этой в обычное время совсем безобидной штуковине обнаружился не острый, но очень травматичный металлический язычок. И он раз за разом врезался во мгновенно онемевшую – не знаю, от боли или от нестерпимой обиды – щеку. Мать все так же молчала, и от этого унижающего хуже любой брани молчания во мне будто что-то надломилось, какая-то крепкая и обычно гибкая ветка, соединяющая меня с этой женщиной. Странно: слезы, которыми, будто кровью, сочилось мое детское сердце, не смогли прорваться наружу. Одно лишь вымученное, как у больного животного, поскуливание. Так, наверное, скулила бы старая верная собака, которую обычно спокойный и добрый хозяин впервые за долгую общую жизнь избил палкой.

Потом меня – также в полнейшем молчании – волокли по нескончаемым лестничным пролетам, несмотря на то, что в подъезде был лифт. И мне на всю жизнь запомнилась темная цепочка неровных следов, остающаяся позади на светлых, кем-то недавно вымытых ступеньках…

Теперь тот самый кошелек – неотъемлемая часть моей жизни. Даже что-то вроде сокровища. А все потому, что орудие собственного унижения и страдания я превращаю в предмет гордости, в реликвию. Я украшаю его. Наверное, это самый лучший способ плохое превратить в хорошее – своими руками добавить в него красок.

Вынимаю из многократно свернутой салфетки второй трофей – красиво выкрашенный, ровно отрезанный ноготь. Подпиливаю пилочкой тот конец, что был приросшим к ногтевому ложу. Хоть нож, отделивший его от плоти, был обоюдоостр, кое-где все же остались тонкие, бурые от крови лоскутки кожи. Да и мелкие шероховатости просто требовали обработки. Ведь ногтю, блестящему, округлому, суждено стать прекрасной частицей моего – да, теперь моего, – кошелька, на котором уже сияют пять похожих, разноцветных, с аккуратно выцарапанными буквами; каждая – драгоценный осколок воспоминаний об улыбчивых девчонках с косичками.

Острой медицинской иглой вывожу на новоприбывшем ноготке красивую «Д». Приклеиваю его – немного наклонно – к плотной и грубой коже кошелька. От этого занятия меня охватывает легкое возбуждение. Наверное оттого, что я на шаг ближе к своей заветной мечте – замостить всю отвратительную коричневую поверхность волнующими, совсем не болезненными воспоминаниями, где нет ни унижения, ни страха, ни боли. Для меня нет.

Глава пятая

Галина радостно вскрикнула, когда глухой и спокойный голос на другом конце провода объявил:

– Сегодня вечером приеду, мам. Что привезти?

– Ну что ты, Вов! Тут же все есть! Огурчики свежие, кабачки и баклажаны молоденькие! Молочку привозят, мясо можно заказать, – торопливо закудахтала в ответ женщина, одной рукой крепко прижимая к уху мобильник, а другой доставая из холодильника продукты для борща, обожаемого Вовкой. – А ты на сколько приедешь-то? На выходные? Или, может, подольше побудешь?

– Посмотрим. У меня отпуск.

– Ага, ага… А во сколько ждать? Автобусом или такси поедешь? Может, тебя встретить?

Сын ответил не сразу, будто задумавшись. Потом обещался приехать на пятичасовом автобусе. Почему не раньше? Дела. Встречать не надо. Напоследок Галина торжественно заверила сына, что его будет ожидать самый вкусный на свете борщ. Нажав на кнопку сброса, женщина суетливо принялась за готовку.

Она была очень рада приезду сына. На дачу – да и вообще на отдых – он выбирался очень редко, ссылаясь на нехватку времени. Галина считала, что Вовке явно не хватает ярких событий в жизни. Ну, или просто – событий. Работа, дом, работа… Ну разве так можно молодому мужику.

– Тебе жениться бы пора, – говорила она, когда лицо сына было особенно мрачным. – Чего ждешь-то? Так ведь всех хорошеньких разберут!

Владимир не любил таких разговоров, и когда мать затевала их, упорно молчал. Он сам знал, что и когда делать. Или просто вредничал, как считала сама Петровна.

Тесная кухонька плавилась от густого, ароматного жара. Почти готовый борщ аппетитно побулькивал на плите. Галина то и дело промокала вспотевшее лицо вафельным полотенцем и тяжко вздыхала. Варить на такой жаре было сущей пыткой, но ей очень хотелось порадовать сына, ведь пока она коротала летние деньки на даче, на свежем воздухе, о нем было некому позаботиться. Одним «Дошираком», наверное, и питался. Благо, у них была машинка-автомат, а значит, со стиркой проблем никаких.

Было почти семь вечера, когда Петровна, сняв с борща последнюю пробу, удовлетворенно крякнула и отключила плиту. В дверь постучали, и она радостно вскрикнула:

– Вовочка! Чего стучишься-то, как неродной? Заходи!

Но, к большому ее изумлению, в дом заглянул вовсе не сын, а Лидкина Тая.

– Теть Галь, – жизнерадостно улыбнулась девушка, протягивая соседке тарелку с огромным, блестящим от сока куском арбуза. – Я вчера арбуз привезла. Это вам!

Галина, все еще сжимавшая в одной руке поварешку, издала возглас приятного удивления. Таисия, не дожидаясь слов благодарности, продолжила, с любопытством заглядывая через плечо женщины:

– Ой, как у вас пахнет вкусно! Борщ варите, да? Здорово. А моя маман варенье весь день варит, голова уже от запаха кружится. Дай, думаю, сбегаю теть Галю арбузом угощу, нам двоим его все равно не одолеть: большой уж больно.

Петровна, поблагодарив, взяла увесистую тарелку.

– Спасибо большое, Таечка. А я вот Вовку жду, сына. Приехать к семи должен, а все нет…

– Хм… – пожала плечами Таисия. – К семи? Странно, мне казалось, что лукинский автобус давно пришел. Значит, сын ваш на такси?

– Нет, – округлила и без того выпученные глаза Галина, – сказал, на пятичасовом автобусе. Лукинском как раз. Та-ак… – Она растерянно потерла пухлой ладонью лоб. – Это что ж тогда получается? Случилось что ли что?

– Вы не переживайте, – успокоила соседку девушка. – Может, он на следующем поехал? Значит, в половине девятого у общества будет.

– Наверное, наверное… Но ведь он сказал…

Брови женщины сошлись на переносице, лицо сделалось напряженным.

– Ох ты, – поникшим голосом произнесла она. – Борщ-то совсем остынет… И как только Вовка так? И на телефон ведь не отвечает. Он ведь у меня такой…

Не договорив, Галя вздохнула и поплелась на кухню, будто позабыв о гостье.

– Не берите в голову, – крикнула ей вслед та, пытаясь хоть как-то взбодрить. – Всякое