некоторое время Андрею попалась биография Вольтера. Читая ее, он обрадовался: ему показалось, что великий француз подвел теоретическую базу под его поступок.
«Я друг истины, — писал Вольтер своему другу Д’Аламберу, — но терпеть не могу мученичества. Как только появится малейший признак опасности, пожалуйста, известите меня, чтобы я мог со своею обычною честностью и невинностью отказаться от этого сочинения».
— Ну, а ты как поступил бы на моем месте? — спросил он деда после того, как Александр Васильевич прослышал об этой истории и заставил рассказать ему все, что произошло на хлопке.
— «На моем месте, на моем месте», — проворчал Зарецкий. — Где оно, твое место? Нет его у тебя. Пока еще ты человек без места. — И, помолчав, добавил: — Я вообще не стал бы трепаться.
— Ага, попался! — обрадовался внук. — Вот ты себя и обозначил. Значит, я должен молчать, что видел подгулявшего преподавателя?
— А ты и так молчал, ведь только Аксенову сказал правду, причем на ушко. А когда прижали, у тебя сопли потекли, а мнишь себя героем.
«Да, сегодня, — думал, глядя на внука, Зарецкий, — Андрей уже не нападает и даже не защищается. Он просто говорит правду: не бил. Но это лишь половина правды, потому что Олег избит, а Андрей был там. Почему же вторую половину ему сказать не под силу? Он боится. Кого? Олега? Абсурд! Кого-нибудь другого? Не исключено. Главное — боится, трусит, а значит — если сейчас не сможет преодолеть страха, будет бояться всегда. Жизнь труса — будет его удел. Что может быть ужасней? Нет! Пока я жив, надо сделать все, чтобы не допустить этого...»
После того как они попрощались, Алексей Михайлович еще долго стоял, глядя на удалявшийся трамвай, в котором уехал Барабанов. Новость ошеломила его: в городе есть такая монета, а он ничего не знал. У кого же? Барабанов темнит, да и какой резон ему рассказывать. Сам, небось, нацелился. Может, деньги копит, чтоб купить. А знает ли хозяин монеты ее подлинную цену?
Представим себе, что рублевик у дилетанта, а не у настоящего коллекционера. О, тогда можно стать обладателем целого состояния! Но у кого она, эта монета? Решено: он возьмет отпуск и станет присматривать за Барабановым. Нет, не годится. Сразу высчитают. Кто еще знает о существовании монеты? Петрунин? А может, Зарецкий? Или Мезенцев? Носову вдруг показалось: Барабанов пожалел, что сказал. А раз пожалел — значит, боится конкурента. Значит, она не у него. Что касается Зарецкого, то можно попытаться проверить. Сейчас. Зачем откладывать? И он решительно направился к расположенному неподалеку книжному магазину.
...Нина сидела в кассе и вытирала слезы. Благо, покупателей сегодня мало, можно позволить себе такую роскошь, расслабиться, поплакать. Утром завмаг Судакова собрала всех и заявила: у нас, девочки, опять недостача — тысяча двести, придется снова скинуться. По кабинету прошел возмущенный ропот. На ваше усмотрение, пожала плечами Судакова, не хотите — я доложу в книготорг, пришлют ревизию, заведут уголовное дело, по судам затаскают, в дерьме обмажут, не отмоемся. На всю жизнь клеймо. Нина встала и сказала: пусть скидываются те, кто брал. Я платить не буду, до сих пор вся в долгах из-за ваших недостач. Тут поднялось такое! Продавщицы стали кричать все одновременно, а Галка Гольцева заявила: «А чем ты лучше нас? Может, ты из кассы и берешь, тебе сподручнее...»
Нина глянула в зеркальце, припудрила нос и увидела подходившего к кассовой стойке Носова.
— Здравствуйте, Ниночка, вы все хорошеете, — улыбнулся Носов. — Не девушка, а протуберанец, нужно через закопченное стекло смотреть, а то глазам больно. Три двадцать в отдел подписных изданий.
Нина поздоровалась, протянула чек.
— Как Андрюша поживает? Хорошо? Собираюсь к Александру Васильевичу, никак не выберусь.
— Спасибо, Алексей Михайлович. Все в порядке.
— Я волнуюсь: есть моя фамилия в числе приглашенных на свадьбу? — Носов взял чек, сдачу, подождал, пока Нина закончила расчет с несколькими покупателями. — Прекрасная пара будете. Подарок я уже приготовил.
Нина смущенно улыбнулась. Носов пошел в отдел подписных изданий, получил книгу и вернулся к кассе.
— Разменяйте мне рубль, Ниночка. Кстати, знаете, Ниночка, есть такой рубль на свете, который можно разменять не на мелочь, а на большие деньги. Андрюша вам не рассказывал? — заметив интерес, с которым его слушала девушка, сказал он. — Монете полтораста лет. Рубль Константина — называется.
— Нет, Андрей никогда не говорил мне о нем. Он вообще, по-моему, далек от этих увлечений.
— Правильно делает, — поддержал Носов. — У него есть более ценное богатство — молодость. Будьте здоровы, Ниночка. — Он приложил два пальца к шляпе, поклонился и направился к выходу. В дверях обернулся: — Подарок ждет.
В конце рабочего дня Нина зашла в подсобку переодеться и столкнулась в дверях с Гольцевой. Нина сняла халат, сбросила тапочки, надела туфли и плащ. Вынула из сумочки пудреницу. Молодость — богатство, сказал бы Носов. Когда она положила пудреницу в сумку, то заметила в ногах трехрублевую бумажку. Нагнулась, подняла ее и тоже бросила в открытую сумку. За тонкой перегородкой подсобки послышались приглушенные голоса, она оглянулась, и в этот момент в дверях появилась Судакова. Завмаг стояла подбоченясь, колола злым взглядом. Сзади толпились продавщицы.
— А ну-ка, девушки, — обратилась Судакова через плечо, — посмотрите, на месте ли деньги.
С готовностью протиснулась Гольцева, подошла к Нине, нагнулась.
— Нет. Здесь ничего нет! — торжествующе заявила она.
— Ну-ка, дай твою сумку. — Судакова протянула руку, но Нина инстинктивно отшатнулась. — Вы все свидетели, около туфель лежали три рубля. Номер мы записали. Какой номер, Гольцева?
Галка Гольцева с готовностью отозвалась.
— Давай сумку, — тихо сказала заведующая.
Нина, как во сне, протянула ей сумку. Судакова открыла ее, порылась и вытащила трехрублевку, внимательно осмотрела ее и высоко подняла над головой: — Вот она! Теперь ясно, почему у нас недостачи.
Нина оттолкнула кого-то стоявшего на пути и, вся в слезах, выбежала из подсобки.
Сегодня по плану был хозяйственный день. Занятия в институте начинались со второй пары второй смены, и поэтому первая половина дня посвящалась хозяйственным вопросам. С тех пор как внезапно от инфаркта умерла жена и Александр Васильевич остался вдвоем с внуком, он тщательно планировал этот новый для него вид деятельности — ведение домашнего хозяйства, опасаясь что-нибудь упустить. Сегодня он наметил сдать в химчистку костюмы и сделать заявку в
