последний раз. Но моя совесть исчезла.
Игра начинается.
«Убиваааааааааааааааать».
— 5~
Разрушение и хаос невозможно скрыть.
Тьма клубком вьется глубоко внутри.
Монстра больше под кроватью нет.
Ему жизни место только в голове.
Крики, вопли — жаждет он свободы.
Искушение сильно, собой быть мне не суждено.
Надежда глубоко внутри, свет сиять желает, только посмотри.
Связь, так много шепчет, все же не моя.
Добро и зло, я знаю, и враг, и друг — все я.
Я сидел с открытым дневником на коленях, перечитывая одну из записей, которые я сделал до приезда Люциана. Она была написана прямо перед тем, как я получил известие о том, что он планировал сделать. Он отпраздновал свой шестнадцатый день рождения с подарком. Моим.
Я не думал, что Совет отдаст ему его, но они передали. Они отдали его.
После нескольких мрачных дней я снова почувствовал себя наполовину нормальным. И все благодаря той ночи в доках.
Темнота была удовлетворена… на сегодня.
Но мой разум снова и снова переживал этот кошмар, весь ужас.
Я убил того человека.
Я даже не вздрогнул. Нет, Блейк, зверь не дрогнул.
Я был мистером Хайдом, когда появлялись крылья и чешуя, а доктору Джекилу приходилось жить с последствиями того, что тот делал.
Так было не всегда. Было время, когда зверь был добрым. Время до того, как часы начали тикать.
Иногда я жалел, что когда-то принял свой человеческий облик. Это было проклятие; именно в тот момент упала первая песчинка в песочных часах. В песочных часах, которые отсчитывали время до тех пор, пока я не погружусь в полную тьму.
Я еще раз глубоко затянулся сигаретой. Иногда мне нравилось сидеть на крыше и смотреть на звезды. Пристально смотреть до тех пор, пока я больше не смогу на них сосредоточиться. Пока мой разум не онемеет.
Сегодня была такая ночь.
Я попытался успокоить разум, очистить мысли от крови и убийств, которые произошли несколько ночей назад.
Зверь спал как младенец, но я не мог.
Люк на крышу открылся, и появились белоснежные волосы, почти светящиеся в лунном свете.
Я глубоко вздохнул и понадеялся, что мое раздражение не проявится слишком сильно.
Какого черта Снежный дракон снова здесь делает? Почему она всегда возвращалась? Я обращался с ней как с дерьмом каждый раз, когда заканчивал с ней. Тем не менее, несколько дней спустя она выслеживала меня и выпрашивала у меня все, что ей было нужно, как потерявшийся маленький щенок.
— Разве ты не должен спать?
— Не могу, — ответил я. Ей повезло, что она вытянула это из меня.
— Ты знаешь, у меня есть идеальная штука для этого.
Я уже знал, что она собиралась мне предложить, и обычно она подавала это на блюдечке с голубой каемочкой.
— О, да?
— У тебя такие грязные мысли. Я говорю о молоке и рюмке водки. Это действительно хорошо успокаивает усталые умы и нервы. Ты бы заснул в мгновение ока. — Она одарила меня своей ослепительной улыбкой.
Я не мог удержаться от смеха. Ладно, итак, мой разум приходил только к одному, когда речь шла о Снежном драконе.
— Хорошо, если ты так говоришь, — наконец сказал я.
Она легла рядом со мной и тоже смотрела на звезды.
— Ты когда-нибудь задумывался, правда ли то, что они говорят?
— А что они говорят?
— Ты знаешь, о наших предках и о том, что происходит, когда они умирают.
Я прищурился. Она была одной из самых умных девушек в Драконии, и она спрашивала меня о сверхъестественном.
— Знаю, что логика и наука не подтверждают эту теорию, но я всегда гадала. Из всех вещей, которых мы еще не знаем… Могли ли наши предки действительно быть среди звезд, наблюдая за нами?
Ладно, теперь мне действительно стало интересно, действительно ли Снежные драконы были самыми умными драконами на свете.
Она игриво шлепнула меня.
— Не смотри на меня так. Я серьезно.
— Нет, это невозможно. Это означало бы, что есть высшая сила, а я в это не верю.
— Ты не веришь в высшую силу?
— Нет, потому что если бы это было так, она никогда бы не создала что-то такое темное и злое, как я.
Сострадание наполнило ее глаза. Мне не понравился этот взгляд. Слишком сильно напоминал жалость.
— Ты не такой уж темный и злой. Пока нет. И король Альберт всегда верил, что при правильном влиянии, Блейк, ты можешь быть удивлен тем, насколько ты хорош в глубине души.
— При правильном влиянии? — Я потакал ей, хотя уже знал, к чему это приведет. — Ой? И как думаешь, кто мог бы оказать это правильное влияние?
— Понятия не имею, — подыграла она. — Я слишком непослушная, так что это должен быть кто-то по-настоящему хороший. Ты мог бы попробовать ту книжную ботанку, которая всегда сидит в библиотеке. Ну, знаешь, в очках и с длинными каштановыми волосами.
Я покатился со смеху; я точно знал, о ком она говорила.
— Бриттани?
— Да, — улыбнулась она, приподнимаясь на одной руке. Ее лицо было в нескольких дюймах от моего.
— Хотя, возможно, ты в чем-то права с ней. Может быть, ее доброта передастся мне, и, может быть, только может быть, я смогу передасться ей, и тогда мы вернемся к исходной точке.
— Э, чувак, а я-то думала, что заключаю брак на небесах.
Я покачал головой.
— Да, извини. Я бы отправил бедняжку Бриттани в ад.
Она рассмеялась.
— Черт.
Наш разговор сбивал с толку. Она размышляла о своей жизни, о своих тревогах за брата и о том, что он был влюблен в меня как мужчина.
Я снова рассмеялся, но знал, что это не было причиной, по которой он продолжал просить Табиту сказать мне, что ему нужно меня увидеть. Я был ему для чего-то нужен.
— Он либо должен кому-то дохрена денег, либо у него есть куча незаконных денег.
Я фыркнул, легкая улыбка тронула мои губы.
— Нет ничего плохого в том, чтобы немного нарушить правила.
Она прищурилась.
— Ты хотя бы слышал хоть одно слово, которое я сказала о брате, или ты был занят тем, что пялился мне в глаза? — То, как она произнесла «глаза», сказало мне, что на самом деле она не имела в виду свои глаза.
— Мне больше не три года, Табита. Если я хочу задницу, я получаю задницу, вот так просто.
Она тяжело сглотнула и прикусила нижнюю губу. Это было сексуально в нежелательном смысле.
— Так ты хочешь задницу? — спросила она с соблазнительной улыбкой.
— Я думал, ты никогда не
