вызвать во мне такую боль.
У снега были и другие качества; я не мог дождаться, когда он проявится. Тогда, может быть, мне не будет так жарко каждый день.
Тоска закралась в мою душу. Она начинала меня душить.
Без Люциана в комнате было слишком тихо. Я не хотел думать о нем. Я задвинул его на задворки сознания.
Мне захотелось расправить крылья и почувствовать ветер в лицо. Я должен был убраться отсюда. Хотя бы на несколько часов.
Я вышел из душа, даже не вытерся как следует и открыл окно. Я ступил на выступ и прыгнул в ночь.
Тяга всегда была на первом месте. Как сдвиг в личности, анатомии и ДНК, все вместе взятое. То, что делало меня человеком, было отброшено назад, и дракон встал на место. Это было не так больно, как в первый раз, когда я трансформировался в свою человеческую форму и вернулся к своему драконьему «я».
Теперь это было просто притяжение.
Затем хруст костей. Разрыв был следующим. Плоть на самом деле не рвалась; она просто трансформировалась и растягивалась, пока не принимала форму чешуи и крыльев.
Весь мир превратился из большого в фактически маленький менее чем за пять секунд.
Мои драконьи легкие открылись, и я вдохнул свежий воздух. На секунду все стало хорошо.
«Убивааааааааааааать».
Мой кошмар только начался.
***
Обычно я не помнил, что делал, когда был в своем драконьем «я». Но в последнее время я многое осознавал, пока чаши еще были на весах.
Зверь позволял мне видеть больше. Как будто мне нужно было увидеть больше. Я не знал, как это работает. Часть меня хотела «зверя»; другая ненавидела того, кем я был, когда он выходил наружу.
Но прямо сейчас я чувствовал себя свободным. Таким живым. Моя потребность во тьме и зле, моя потребность в крови гнали меня вперед.
Мне было все равно. Моя совесть была отключена. У меня были свои потребности, и их нужно было удовлетворить.
Все, что я знал, все, что я чувствовал в этот момент, было одной из причин, по которой я ненавидел превращаться в дракона.
У Драконианцев был отличный способ объяснить нас. Наши человеческие стороны и стороны дракона. Доктор Джекилл и мистер Хайд.
Мы были не совсем похожи на литературных персонажей, которыми они нас называли, но это было довольно близко.
Теперь я был мистером Хайдом. Мне нравился контроль, нравилось сеять хаос, нравилось брать то, что мне не принадлежало, нравилось все опасное и злое, и просто быть свободным… Если это означало, что Хайд должен выйти поиграть, то так тому и быть.
Доктора Джекила давно не было.
Тем не менее, эта аналогия не была точной. Доктор Джекилл все еще находился в той же комнате; ему просто было все равно. Или, может быть, он был таким же злым. Я не знал, какая теория верна, и в этот момент мне действительно было все равно.
Я был зверем, хотел я этого или нет. Я действительно любил все, чем я был, и все, что я делал, когда был в форме дракона.
Выключатель, соединявший мою нравственную душу с моим сознательным «я», был выключен. И ничто не могло включить его снова. Не до тех пор, пока человек не вернется обратно.
Я знал, что произойдет, когда человек вернется. Все, что я собирался сделать сегодня вечером, ударило бы мне прямо в лицо, и я бы утонул в омуте вины, сожалений и эмоций. Или, как любил называть это зверь, в слабости.
Мораль вернется, правильная и неправильная, все основное дерьмо жизни и сожаление о том, что я собирался сделать. Знания этого мне никогда не было достаточно, чтобы контролировать свое поведение дракона.
Вот почему я начал мысленно отделять человека от зверя. Конечно, это было нездорово — относиться к моему истинному «я» как к отдельной сущности. Но это был единственный способ справиться со своим дерьмом, когда я был в человеческой форме, более слабой форме.
Часть меня хотела остаться в этой форме навсегда. Другая, ну, не имело значения, в какой форме я был. Я все еще любил свою семью. Я не хотел, чтобы моя мать потеряла последнюю надежду, которая у нее еще оставалась.
Мой отец? Я разочаровался в нем в тот день, когда он разочаровался в нас. С тех пор как погиб его всадник, он не был прежним человеком. Как будто вся жизнь покинула его, как будто часть его умерла вместе с королем. Он был темным, и он слишком много раз срывался на своей семье.
Мне надоело притворяться, что он все еще тот дракон, которым был раньше. Так что я больше не притворялся.
Иногда мои мысли возвращались к той ночи, когда все изменилось.
Как моему отцу удалось сбежать? Король Альберт заставил его уйти, или он сбежал как трус?
В последнем я сомневался. Мой отец был кем угодно, в том числе чешуйчатым и лживым, но он не был трусом. Он любил короля Альберта. Он бы сделал все для своего всадника, даже умер.
Мысли об отце в сторону, если бы не мать, я бы давным-давно сдался. Ее любовь и горячая вера в мое искупление были тем, что заставляло меня продолжать бороться.
Плюс доброта и большое сердце моей сестры. Я так давно ее не видел.
Семья заставила меня хотеть сражаться, заставила меня хотеть быть хорошим.
Блеск ножа привлек мое внимание. Луна блеснула на балдарианской стали, и это ослепило меня на микросекунду. Несмотря на то, что лезвие находилось во многих милях подо мной, мое зрение было острым.
Два человека на пирсе, простирающемся над озером.
Они ссорились.
Один был сильнее другого. Они ссорились из-за какого-то морального стандарта, который пошел насмарку.
Я начал радоваться, когда увидел первый укол. Кровь растеклась лужей по земле. Тот, кто был слабее, звал на помощь. Тот, что с ножом, крепко зажал первому рот рукой.
Проигравший энергично размахивал руками, вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая. Он все еще боролся, пытаясь блокировать каждый удар, но в конце концов больше не мог отражать атаки.
Его рука безвольно упала на пирс.
Глухой удар отдался вибрацией в моих костях, даже на таком большом расстоянии. Мой слух был таким же совершенным, как и мое зрение.
Другой, все еще сжимая окровавленный нож, сбросил труп своего поверженного врага в воду. После этого он бросил нож.
Наконец я бросился вниз, к докам.
Голос из глубины души умолял меня остановиться в
