стал. Но не знаю, может, старик умеет говорить волшебное слово?
— Пока что это моя проблема, — вновь навёл туману старик. — Но, будь уверен, когда ты окажешься в новой ветви, это станет и твоей проблемой, мой юный друг. Пусть и не сразу.
Я устало вздохнул.
— Оно меня размажет по всему континууму, Мистер Стивенсон.
Старик хмыкнул.
— Для тебя это не приговор, Фишер. Будем считать, что ты заработал небольшой отпуск.
Я удивлённо моргнул, став заметно более заинтересованным.
— Круто.
— Определённо, — неопределённо ответил мой «опекун», продолжая разглядывать спящего Тёмного Бога в аквариуме. — На этой ноте мы прощаемся. Надеюсь, ты хорошо отдохнёшь перед тем, как приступишь к своим обязанностям, атлант. Ты всё поймёшь.
Я уже думал было чисто для профилактики послать своего «большого босса» в пешее эротическое, как увидел, что в руке старика появилось ружьё, который он навёл на мою невинную детскую злобную рожу.
Точно таким же ружьём я снёс ему башку раз двадцать.
Ну да, конечно. Старый урод.
Сука.
БУМ.
Глава 5
— Что самое важное, что нужно знать об океане?
— В нём небезопасно.
«В поисках Немо», Марлин и Немо, случайная уместная цитата из Интернета.
* * *
Мир погрузился ещё глубже в океан.
Это была моя первая по-настоящему осмысленная, взвешенная мысль, когда я вновь начал осознавать себя после смерти. Мистер Стивенсон оказался той ещё редкостной старой многомерной падлой, забыв уточнить, что влияние Атлантиды на мир и мою жизнь в частности было просто огромным, из-за чего условия в новой ветви отличались настолько сильно, что моё сознание откатилось в момент самого рождения.
То есть, ладно, в каком-то смысле, вероятность подобного отката была высока, но не настолько, как может показаться на первый взгляд. В рамках древа реальности могло быть вообще всё что угодно, и учитывать все теоретические бесконечные варианты развития событий, мягко говоря, тяжеловато. Ну, то есть, плюс-минус невозможно. Тут и у Мистера Стивенсона жопа порвётся в какой-то из ветвей в попытках познания, что уж говорить про меня?
Я пока плохо контролировал процессы «переходов». Всё происходит слишком быстро, тут и понять порой сложно, что я уже в иной веточке. Моё сознание не проходит какой-то длинный путь, нет никакого слияния разумов между резервными вселенными. Это больше похоже на фазовое смещение. Обычно — разница в принципе не чувствуется, резервные копии между собой отличаются в каких-то совсем уж минимальных (особенно — в рамках вселенной) переменных. Даже переход в другую ветвь в прошлый раз для меня прошёл практически незаметно.
Теперь же я прекрасно чувствовал, что оказался совершенно в другой, намного более далёкой от прошлых ветвей итерации проклятой океаном вселенной. Буквально первое, что я ощутил было совсем не грязным подгузником, а…
Как бы передать?
Мне стало комфортнее. Как-то теплее, приятнее. Будто в пустыне наткнулся на оазис, в который с головой плюхнулся. Я был уверен, что нахожусь в материальном, полностью осязаемом физическом мире, но при этом — будто бы и ножки мочу в океане у своей личной виллы. Причём здесь вилла? Без неё было бы не так приятно, а так — нагляднее получается.
— Вот так, маленький нарушитель правопорядка, вот так…
Лишь после того, как мой разум полноценно пробудился и первое наваждение прошло, стало приходить и понимание моей нынешней ситуации.
Я только что опять то ли безумно визжал, то ли безумно хихикал. А тут, кажется, резко заткнулся.
Лениво осмотревшись, понял, что укутан в кучу мягких одеялок в жилом доме. Меня на руках держал мужик средних лет в полицейской форме, отдалённо…
А, нет, не отдалённо. Это же батя меня-Феликса. Я его уже и забыл.
Немного поразмыслив над ситуацией, понял, что сегодня у меня был реально особенный день: я и визжал, и кричал, и смеялся, и хихикал. В преддверии пробуждения чего-то страшного, а? К сожалению, именно ночью мой разум чаще подавал проблески пробуждения, что заканчивалось не самыми приятными побочными эффектами для родителей тушки. Бывает, ничего не поделаешь. Вероятно, в некоторых резервных копиях моё тельце таких пробуждений в принципе не выдерживало. Один хер не вспомню уже.
На этот раз мой мозг намного быстрее адаптировался к сознанию. Телу было не больше полутора лет. В прошлый раз адаптация заняла года два-три. Круто. Влияние океана? Или влияние того, что с каждой смертью моё сознание становится на одну тысячную от процента, но сильнее, из-за чего увеличивается пассивное влияние этой, как умные ребята называли, «психической энергии» на физический мир?
На самом деле, неожиданно осознать себя не обосравшимся карапузом, который и мысли в мысли составлять не умеет, а вполне себе взрослым человеком, пусть и обосравшимся, было неожиданно приятно. Голова так и чесалась от мыслей. Их было по-настоящему много, они текли в голове так легко и последовательно, будто я был умным.
Смешно. Ладно.
Ненадолго прикрыл глаза, прислушиваясь к неразборчивому бормотанию от бати. Кажется, он одновременно и пытался меня успокоить, и молился, и матерился.
По понятным причинам, у меня была слабая эмпатия к людям и в принципе ко всему живому и неживому. Около нулевая, я бы сказал. Но — совсем бездушным я не был. И далеко. Наверное.
Так что, будем решать, как урегулировать ситуацию. Вина тут моя есть, пусть и скорее шапочная. Взрослые мужики, в конце концов.
— Мутики, — с важным видом сообщил я бате-полицейскому, открыв глаза.
Имя, к сожалению, не помню.
Мужик, качавший меня на руках, застыл, открыв рот. Даже материться перестал.
Кстати, он даже не жирный. И не лысый. Пока по службе недостаточно продвинулся?
— Ф-феликс?
— Мутики, — повторил я с важным видом.
Предварительно, пока глобальных изменений я не вижу. Та же семья, то же имя, зелёные человечки в виде прислуги или хозяев также не наблюдаются. И всё же — этого было мало, чтобы считать, будто эта ветвь мало чем (по крайней мере, визуально) отличается от прошлой ветви.
Телевидение будет хорошим вариантом во всём быстренько убедиться. На память тут лучше не рассчитывать.
Язык пока плохо меня слушался, но, к счастью, говорить я уже кое-как умел. В принципе, судя по обрывистым воспоминаниям в голове, я уже показывал себя пусть и, мягко говоря, неуравновешенным, зато умным ребёнком. Любой станет умным, если будет не «учиться» чему-то, а «вспоминать» это. Хотя, справедливости ради, я ещё в прошлых ветвях реальности заметил, что мои мозги стали работать шустрее. Даже Мистер Стивенсон никогда не называл меня тупым, а он за любой косяк убить мог, я просто напомню!
Кажется, учёные-экспериментаторы иногда тешили моё пропащее эго
