Книга Священник - Кен Бруен

— Дайте-ка на вас взглянуть.

Века заботы в паре слов. И они действительно просят лишь взглянуть — но с нежностью, теплотой.

— Совсем отощали, — сказала она.

Я улыбнулся, спросил:

— Как вы?

Ее лицо загорелось, прямо как верхний ряд свечек. С радостью в глазах она воскликнула:

— Разве не здорово?

Что?

Что-то я не понял, сказал:

— Что-то я не понял.

Она приблизилась, словно всюду подслушивают — а в Ирландии наверняка так и есть, — и чуть не прошептала:

— Я о нашем наследстве.

На моем лице отразилось непонимание, и она добавила:

— У миссис Бейли не было детей и близких. Поэтому она завещала деньги мне, а перед смертью, земля ей пухом, сказала, что оставляет вам маленькую квартиру и деньги.

Я оторопел, лишился дара речи. Джанет покопалась в новенькой кожаной сумочке — как я подозревал, плод наследства, — нашла визитку, вручила:

— Это стряпчий, ему не терпится с вами поговорить.

Я прочитал имя:

Теренс Браун

Семейный стряпчий

Сказал:

— Я позвоню.

Джанет улыбалась, но продолжила с печалью в глазах:

— Миссис Бейли сказала, вы ей очень помогали, и переживала о том, где вам жить.

— Где ее похоронили? — не мог не спросить я.

— Форт-Хилл, рядом с мужем.

В Голуэе три кладбища: Боэрмор, Рахун и Форт-Хилл. На первых двух у меня были друзья и родные. На третьем уже хоронят редко — нужно быть очень старым голуэйцем. Даже после смерти есть категории. Джанет посмотрела на новенькие золотые часы:

— Мне пора, мистер Тейлор, надо готовить ужин мужу.

Я никогда его не встречал, но спросил:

— Как он поживает?

Ее ответ хранил всю обыденную теплоту и ласку ушедшей эпохи — что чуть ли не брошенный вскользь в своей простоте.

— А что ему сделается? У нас есть «Скай Спортс», он не перетрудится.

Еще раз обнялись — и она пропала. Я не сказал, что мы еще увидимся: наши отношения не требовали обещаний. Встряхнулся, удивляясь своему дню. Еще не полдень, а у меня уже есть работа, возможно, дом и даже деньги в перспективе. В первую очередь захотелось это отметить, а я всегда знал только один способ.

Выпить.

Я вышел на Эйр-сквер, сел рядом с фонтаном, подставился солнышку, гадая, кого за все это благодарить.

Площадь бурлила.

Рюкзачники

Офисные работники

Дети

Будущие хулиганы

Алкоголики

Бомжи.

Было время, когда в плане выпивки пасть ниже «Бакфаста» было некуда. Он стоял ненамного выше мета, излюбленный выбор забулдыг… дешевый и действенный. В последнее время подростки обнаружили, что если мешать его с «Ред Буллом» и каплей сидра, то можно накидаться. Из-за новой популярности у него подскочила цена. Под своей скамейкой я насчитал сразу четыре пустые бутылки. Пил ли я его когда-нибудь сам?

Несомненно.

Рядом с платными туалетами собралась стайка пьющих. Мужчины и женщины, в обносках, грязные, подавленные. Время от времени они отправляли посланца — «клянчить». Правила стаи простые: с пустыми руками не возвращайся. Рядом на скамейке сидел один из их числа, понурив голову. Дрожь различалась даже на расстоянии. Он покачал головой, и от чего-то в его манере у меня похолодело сердце. Я встал, двинулся к нему. Стая, завидев меня, выслала навстречу разведчика.

— Не будет мелочи на чашку чая, сэр?

Я отмахнулся, и он вильнул от меня влево, к парочке немцев, уткнувшихся в карту.

Я встал над мужчиной, спросил:

— Джефф?

Без ответа, затем голова медленно поднялась — когда-то красивые длинные волосы теперь спутанные, немытые. Губы в язвах, у левого глаза — блекнущий фонарь. Обдало смесью мочи, сырости и тлена. Он сфокусировался, прохрипел:

— Джек?

Хотелось его обнять, отмыть, одеть в чистое.

— Чем тебе помочь, друг? — спросил я.

Не услышал ответа и наклонился. Изо рта у него несло, как от дохлой лошади. Он пробормотал:

— Иди в жопу, Джек Тейлор.

Я отшатнулся, и он попытался выпрямиться, потом сплюнул мне рядом с ногой, сказал:

— Убил мою золотую девочку.

6

Между нами и адом или небом — только жизнь, самая хрупкая вещь на свете.

Паскаль, «Мысли», 213

Странное дело. Вчера ночью мне снилась Ридж, причем, как ни больно признаваться, в — боже мой — романтическом сне. Охренеть, да?

Во сне она была в моих объятьях, и я сжимал ее крепко, как четки. Она подняла лицо для поцелуя, и потом… О боже, я проснулся виноватым, радостным, запутавшимся, злым — обычный утренний багаж. Хуже того — я по-прежнему чувствовал ее в руках, мне ее не хватало. Другого такого жалкого дурака еще поискать. Кажется, я даже покраснел, заметив, как счастлив.

Из всех возможных извращенных мыслей эта была среди худших. Я что? Влюблюсь в ту единственную, кто мне недоступна во всех отношениях? В эти недолгие мгновения я ненавидел себя больше обычного, а у меня и так заполнена квота ненависти к себе. Я твердо решил давить этот безумный порыв и тушить при каждой возможности. Так и представлял ее лицо в том случае, если мне хватит безумия поделиться с ней этим ненормальным сном: жалость и отвращение. Этот образ быстро развеял всю любовь.

В общем, перенервничал, вот и всех делов.

Я взял словарь, нашел нужное слово — и да, подходило.

Вооруженный, я произнес его вслух:

— Это не более чем аберрация.

Помогло?

Ну да, прям.

Есть одно средство от большинства болезней, верный метод сбить себя с небес на землю, и он такой ирландский, что похож на клише или хуже того — ирландский анекдот.

Это кладбище.

Форт-Хилл близко к докам. Глянешь на север — до «Рэдиссона» рукой подать. Перед входом на кладбище расстилается шоссе Лох-Аталия. Я принес цветов — красных и белых роз, — застенчиво сунув их в сумку. Стоял очередной чудесный день. Такими темпами, глядишь, у нас еще получится какое-никакое лето. Конечно, дождь всегда где-то рядом, но все-таки впадаешь в ложное чувство безопасности. Только купишь летние обновки — и нате, тут же зима посреди июня. У нас в Ирландии есть все времена года, просто разом в один день.

Я шел среди могил, пока не увидел маленькую табличку с надписью

Миссис Бейли

Камень можно поставить только через год, если его вообще поставят. В округе лежали увядшие венки. Я добавил свои мятые розы — хотя бы краски оживят. Никогда не знал, что делают у могил. Встают на колени или так и торчат с мрачным видом? Или что? Я пробормотал:

— Вы были настоящей леди настоящей