Выйдя на кухню, я налила стакан прохладной воды и встала у окна. Опять прижала руку ко лбу.
— Привыкла к ночной жизни? — вкрадчиво прозвучало прямо над ухом.
От неожиданности и испуга я вздрогнула, вода расплескалась по подоконнику, по руке. Сердце чуть не выпрыгнуло.
Я бы могла поклясться, что секунду назад Германа тут не было. Не было даже его отражения в стекле. Или, может, он из тех, кто ни в стёклах, ни в зеркалах не отражается и тени тоже не отбрасывает?!
— На себя посмотри, — огрызнулась я.
Хотела было уйти, но он придержал меня за локоть. Между нами были считанные миллиметры, и я чувствовала исходящее от него тепло. Может быть, это не у меня температура, а у него? Он дотронулся до моего лица, и я отклонилась. Стоящий на подоконнике стакан повалился на бок, вода струйкой потекла вниз. Ударяющиеся о пол капли застучали вначале быстро, потом медленно. Герман убрал волосы от моего виска, ото лба.
— Нужно померить температуру.
Внезапно до меня дошло, что он прижимает пальцы тыльной стороной к моему лбу. Его бёдра соприкасались с моими, пах был твёрдым, а пальцы касались лица с издевательской нежностью.
Я сглотнула, начисто перестав понимать, что происходит.
— Волосы, — теперь он самыми кончиками разгладил несколько локонов.
— Волосы? — эхом повторила я, с трудом разобрав свой голос через шум в ушах.
Он поглаживал меня. Одной рукой по талии, по бедерной косточке, второй перебирал прядки. Пах стал ещё твёрже. Меня знобило всё сильнее, но вместе с этим было жарко. Как во сне, когда я стояла на льду перед заполненными трибунами и смотрела на него. Его отражения в стекле я не увидела, зато сейчас в глазах Германа отражалась ночная темнота.
— Я предупреждал тебя про волосы, — провёл по подоконнику рядом со мной.
Кое как я заставила себя взглянуть на его руку. Между его пальцев был длинный светлый волос. Метнула взгляд к лицу Германа.
— Предупреждал?
Предупреждал. Оцепенение, охватившее меня, граничило с первородным и противоестественным ужасом. Разумом понимая, что он просто играет у меня на нервах, я не могла отделаться от этого ощущения. А что, если не играет?
Ничего больше не сказав, он подошёл к раковине. Тщательно вымыл руки. И снова я не могла заставить себя сдвинуться с места. Герман выдвинул ящик столешницы. Слух резанул звон столовых приборов. В свете кухонной лампы блеснуло широкое лезвие ножа.
Я вжалась в подоконник так сильно, что угол врезался в поясницу. Под ладонью хлюпнула вода. Герман взвесил нож в руке, едва заметно усмехнулся, и блеск отразился в его глазах.
— Ты что…
Он сделал шаг в мою сторону. Я от него. Наткнулась на стул.
— Бывает иногда, — открыл он холодильник. — Никак не могу уснуть без хорошего куска мяса,
Достал кусок запечённой говядины. Прошёлся по мне взглядом. Губы дрогнули в усмешке. Подойдя к столу, положил на него и мясо, и нож. Острый стальной кончик коснулся моего бедра. Герман включил телевизор. Я молчала, не зная, что говорить и стоит ли.
— Дай мне хлеб, — приказал он.
По телевизору шёл ночной выпуск новостей. Всё то же, что было в вечернем. Стараясь больше не смотреть на нож, я достала из бумажного пакета ржаной, присыпанный семечками хлеб, и подала Герману.
Кончики наших пальцев соприкоснулись, и я поспешно отдёрнула руку. Его новая усмешка вызвала гнев и желание оказаться подальше от этого мужчины. Почему из всех навороченных тачек, транзитом проезжающих через нашу заправку, я выбрала именно его? Почему?! С другой стороны, если бы этого не случилось… Да, если бы этого не случилось, может быть, меня бы уже не было в живых.
Вздохнув, я заправила за ухо волосы. Завтра же найду резинку. Никогда больше не показываться ему на глаза с распущенными. Никогда!
— Срочное сообщение, — появившаяся на экране корреспондентка заставила меня прислушаться.
Позади девушки была заградительная лента, темноту рассеивал свет фар полицейских машин и больших фонарей.
— Около двух часов назад примерно в километре от города было найдено тело…
Герман отхватил кусок мяса. Сообщение не то что не отбило у него аппетит — он даже не отреагировал на него. Я поёжилась.
— Это уже третье убийство за последний месяц, — продолжала девушка на экране. — Детали пока не известны. Предположительно, погибшая — пропавшая три дня назад девятнадцатилетняя Ирина Комарова. Напомним, что девушка ушла из дома и…
— Что застыла? — разрезав хлеб на несколько ломтей, Герман положил на него ещё один кусок мяса. Развернулся на стуле, широко расставил ноги.
Я так и смотрела на экран. Когда убили первую девушку, город загудел. После второго убийства люди стали настороженнее. Но третье…
— Как ты можешь есть, когда такие вещи, — не найдя слов, я просто показала на телевизор.
Герман равнодушно проследил мой жест. Откинулся на спинку стула.
— Ночные жительницы часто плохо заканчивают, — прожевав кусок, сказал он.
Констатация, не более. На этом тема для него, очевидно, была исчерпана.
— Возьми в коробке градусник, — очередной приказ. — И приготовь чай. Мясо всухомятку так себе. Даже если оно сочное, — и опять он прошёлся по мне взглядом. Как будто слова его относились совсем не к мясу. Или к мясу, это как посмотреть.
Глава 5.1
Вероника
— Я Альму не взял, — брат потянул меня к двери, в которую мы только что зашли.
Опомнился, называется! Стало интересно, о чём он думал раньше.
— Ничего страшного, — я торопливо расстегнула его куртку. Раздевалка была уже пустой. Обычно я приводила Платона в сад одним из первых, сегодня же мы опоздали так, как не опаздывали ни разу до этого. До ближайшей автобусной остановки идти пришлось минут двадцать. Мне нужно было подумать об этом заранее. К чему автобусы тем, у кого на паркинге стоит машина, а то и не одна. В крайнем случае — такси.
— Я послежу за ней, — пообещала я брату, когда тот снова попробовал было напомнить об оставленной игрушке. — Не волнуйся. Ничего с ней не случится.
Убрав вещи в шкафчик, я всучила брату рюкзак. Проводила до группы и, передав в руки воспитательницы, вышла во двор.
Воздух был прохладным. Обмотав вокруг шеи выстиранный накануне шарф, я сделала вдох. Пахло свежестью и… Германом. Дорогой запах дорогого мужчины. Горло першило, но я давно научилась не обращать внимание на такие мелочи. Шмыгнула носом и дошла до калитки, но стоило открыть её, захотелось броситься обратно.
— Доброе утро, — затянувшись в последний раз, Лёня швырнул окурок под ноги. — Что-то ты неважно выглядишь. Папик укатал?
