Усмешка его была такой мерзкой, что мне не хотелось отвечать даже колкостью. Да и что я могла ответить? Что он тварь? Что ему должно быть стыдно перед родителями? Желание было одно — никогда больше не видеть его, забыть о нём и о том, что он сделал, как о страшном сне.
Посмотрев ему в лицо, я попыталась пройти мимо. Он схватил меня за плечо и рванул на себя.
— Ты, сука, молчать будешь?
— Отпусти, — процедила я.
Он снова усмехнулся и выпустил мою руку. Поднял ладонью вверх, показывая, что не держит. Глаза у него были красные, рожу покрывала щетина.
— Что ты здесь забыл, — зло спросила я.
— Да так. Хотел убедиться, что ты в порядке.
— В порядке? — голос я не поднимала. Гнев становился сильнее и сильнее. — Ты ещё смотреть будешь, в порядке ли я?! Ты, меня…
— Тс-с-с, — коснулся он пальцем моих губ.
Я отдёрнула голову. Мне не то что его прикосновения — стоять рядом было противно.
— Ну и что? Что ты выкабениваешься, сестрёнка? Хороший дядька же. Не развалилась, а мне на карман прилетело. От пацанчиков тебе благодарность.
— Засунь благодарности своих пацанчиков им знаешь куда, — выплюнула и снова хотела уйти. Но остановилась. Уже сама.
Не просто же так он пришёл. Присмотрелась к нему. Достав смятую пачку, он зубами вытащил очередную сигарету. Подкурил. Даже это они с Германом делали совершенно по-разному. Как Леонид может быть моим братом?! Отец всегда говорил маме, что, если она будет его баловать, ничего дельного не получится. Но иначе она не могла. В детстве Лёня тяжело болел и, насколько я знала, мама считала себя в этом виноватой. Но в попытках искупить свою вину, делала хуже.
— Родителям было бы стыдно за тебя, — только и смогла сказать я, когда он по-клоунски отдал мне честь.
— Родителям насрать. Они сбагрили на меня свой багаж, а сами, — свистнул и махнул рукой. — Как мелкий? — вдруг спросил он.
— С чего такой интерес? Раньше я за тобой этого не замечала.
— Раньше ты не раздвигала ноги перед богатыми дядьками. Как понимаю, ты у него обосновалась?
То ли я не могла уловить суть, то ли сути в его словах просто не было. Первое было вероятнее. Каким бы шутом ни выглядел Леонид и с кем бы ни водил дружбу, мозгов ему было не занимать. Только применял он их всегда странным образом.
— Послушай, — он вдруг сбросил маску идиота, — я его опекун. Ты можешь валить на все четыре стороны, но за мелкого спрашивать будут с меня. Так что давай, отвечай.
— У нас всё хорошо, — сказала я нехотя. — Будет ещё лучше, если ты исчезнешь с горизонта. Не подходи ни ко мне, ни к Платону, ясно тебе! — я всё-таки повысила тон. — Делай, что хочешь, но нас не трогай! Я воспитаю брата! Сама воспитаю!
— Тихо, — опять пальцем по губам. И опять я дёрнулась, как ошпаренная. — Тихо-тихо. Не нервничай. Здесь детки, чужие глазки. Зачем им видеть, что ты не в себе, а?
Он говорил с издёвкой. И от этого ощущение, что пришёл Лёня с утра пораньше не просто так, становилось сильнее. Я смотрела на него, он — на меня. Выдерживал паузу, заставляя меня теряться в догадках.
— Так ты хочешь, чтобы Платошка с тобой остался? — он затянулся. Глубоко, долго. Сплюнул себе под ноги. Вопрос мне не понравился, как и то, как Лёня его задал.
— Я не собираюсь с тобой это обсуждать.
— Придётся, — понизил голос. — Хочешь, чтобы малой был с тобой — гони бабки.
— Что? — я недоверчиво усмехнулась.
— Что слышала. Гони бабки. Будешь платить мне каждый месяц, и я сделаю вид, что всё в порядке.
— Ты совсем свихнулся?! — на этот раз я действительно разозлилась. Так сильно, что готова была послать старшего брата матом, никого не стесняясь.
— Я — его опекун, ты — девица лёгкого поведения. Нашла себе спонсора… Может, не одного. У меня много свидетелей, Вероника.
Я чуть не подавилась вдохом. Он говорил серьёзно. Вот теперь он действительно говорил серьёзно.
— Бабки, — повторил брат.
— Где я их возьму?!
— Это меня не волнует. У своего хахаля, например, — дёрнул он плечом. — Двадцатка в месяц его не отяготит. Ты платишь, я забываю о вас. На месяц. Потом ты снова платишь, а я снова забываю, — сделал многозначительную паузу и добавил: — на месяц. Раздвинь ножки пошире, возьми в рот поглубже. Что он там любит? Может, в попку? — зажал сигарету зубами и ударил ладонью о сжатый кулак. — Не будет денег, Платон вернётся домой.
— Да пошёл ты, — прошипела я. — Будут тебе деньги.
Я быстро зашагала прочь, не зная, от чего меня колотит сильнее — от ярости или от чувства, что всё рушится. Всё. Если я не найду деньги, он заберёт Платона. Он — его опекун. А я… Я девка, связавшаяся с богатым мужиком. И плевать, что это совсем не так. Если Лёне будет надо, он найдёт того, кто это подтвердит. И поверят ему, а не мне. Потому что даже в детстве было так — ему верили, мне — нет. В отличие от меня, он умел манипулировать людьми. И находить больные места тоже умел. Как с мамой, которая всю свою жизнь прожила с чувством фантомной вины перед ним.
Глава 5.2
Несмотря на буднее утро, машин на заправке было мало. Слушок об очередном повышении цен на бензин прошёл ещё пару дней назад. Тогда-то и случился аврал. Ворча, местные заливали полные баки, а некоторые заодно и канистры.
— Павлиниха у себя? — поздоровавшись с только что залившим бак вишнёвой семерки Кешей, спросила я.
Работали мы обычно два через два. Но, в отличие от меня, сменщик учился в местном колледже, так что я порой брала его смены. Нормальный парень, даже симпатичный. Порой мне казалось, что я ему нравлюсь. Вот и сейчас чувство было, что смотрит он на меня с куда большим интересом, чем стоило бы.
— Слышал, что тебя турнули. Как ты умудрилась так косякнуть?
— Да… посмотрела на него выразительно. Не рассказывать же ему, что я обчистила мужика, в сторону которого и смотреть-то нужно было с осторожностью. — Так она у себя?
— У себя, — хмыкнул Кешка. — Пришла с утра пораньше. Вид такой, как будто ей все должны.
— Как обычно, — я повернулась к магазинчику, в недрах которого скрывалась комната заправляющей всем этим делом мадамы.
Звали её Павла, но Павлиниха подходило ей больше. Именно так между собой мы её и называли. Оставалось гадать, что именно сказал ей Герман. Если бы Павлиниха узнала правду, наверняка уже поползли бы слухи. Значит, что именно случилось, Вишневский ей не сказал.
Воровка. В сущности, так оно и было. Чем бы я ни пыталась себя оправдать, факт оставался фактом. Наверное, мне стоило бы испытывать муки совести, только я их не испытывала. Мне нужны были деньги. Как никогда нужны, а у Германа их навалом — это я поняла сразу, как только он въехал на заправку и посмотрел на меня с чувством превосходства. От того, что получал вначале на нас двоих, а после уже только на Платона Леонид, не оставалось и копейки. Большее, что мы видели — батон и полусгнившие яблоки на полках холодильника. В этом месяце же старший брат не оставил фактически ничего и от моей зарплаты.
