ощущал присутствие. И эти новые письма, приходящие от тебя, бередили раны, окрыляли и позволяли, хоть ненадолго, но быть с тобой, Эвтер. – произносит он. – И осознание того, что нас разделяют расчеренные тобой страницы с неровным, вычурным и знакомым почерком и несчетное количество километров взрастили невыносимое чувство злости, которое с каждым днем, новыми толчками, отдавалось в сердце.
Прерывистые вздохи нагнетают. Еще невысказано то, что прочно засело где-то внутри.
– Почему ты молчишь? – продолжает он. – Эвтер, чтоб тебя! Почему ты молчишь?! Только не говори о том, что отказываешься от этого?
Солнечная рябь пролегала меж близлежащих берегов, примятых влажной листвой. Неподалеку, подобно размеренному ритму едва заметных волн, лениво проплывали утки, меланхолично передвигая лапками. Любопытные клювы были юрко направлены на мимо проходящих людей. Казалось, их совершенно не волнуют хаотичные, выработанные «на автомате» человеческие движения. Так, неожиданно полетевший кусочек хлеба с гулким бульканьем приземляется в паре метров от птиц, недовольно встрепенувшихся спонтанным вмешательством в их мир, полный уединения. Недольвольно склонив головы и, поджавшись всем телом, гордые птицы взметнулись вверх, оставляя после себя остатки расплескавшейся воды.
На укромной лавочке примостились двое: один сидит, попивая арбузно-клубничный сок; другой лежит на скамье, удобным и наглым образом пристроив голову на коленях, и думает о чем-то своем, покуривая сигарету и наблюдая за птицами, что только недавно упорхнули восвояси. На их смену прилетели голуби, с жадностью и кровожадностью отнимая кусочки хлеба у собратьев.
– Голуби, те же крысы. Только летучие, – усмехаются снизу.
– Закон природы: либо ты, либо тебя.
– Ужасное варварство..
Слегка оттягивая паузу, тот продолжает:
– Знаешь, мы рождены для того, чтобы летать.
В ответ непонимающе и выжидательно смотрят.
– Именно. Рождены для того, чтобы летать. Расправив крылья души, воспарить над миром снаружи и извне. Скитаться по краям, ощущая долгожданный глоток новой свободы. Где-то там, над всем сотворенным, привнести правду, окрашивая ее.. нет, раскрывая ее истинные цвета, что дремлют в ожидании.
– И постоянно о подобном задумываешься?
– И постоянно о подобном задумываешься, – передразнивают в ответ. – Так, от часа к часу..
– Постоянное повторение одного и того же сделает тебя еще большим психом.
– Который тебе нравится? – подкалывают его.
Проигнориров вопрос, он отвечает:
– Может, мы и рождены, чтобы летать, но мы не вольны в своем полете.
– Пингвины.
– Чего? – удивляются сверху.
– Ну, пингвины. У них есть крылья, но они не умеют летать, используя их для равновесия.
– Да, вот люди подобны пингвинам.
– Правда, раньше они умели. Но знаешь, даже не имея возможности летать так же, как другие птицы, они нашли выход и способ «летать по-своему», а именно – в воде.
– Знаю, к чему клонишь..
– Именно, – улыбается он. – Любое существо способно отыскать путь к взлету.
Мимолетность улыбок, подрагивание длинных ресниц и шепот Вселенной, твердящий о том да сем..
– «Путь к взлету», возможность летать – это твои слова, Эвтер! И, что же, так запросто отказываешься от них?
– Возможно, твой скептицизм был уместен, – протягивает он, пытаясь улыбнуться.
Глухой удар об стену, саднящая боль в костяшках и разбитые чувства.
Снова. Едва ли позовешь меня по имени. Оттягивая ложь, скрываясь от правды, твердя себе что-то несуразное, пустое.
Снова. Пожалуйста, позволь..
– Ты хотя бы слышишь себя, Эвтер! – вскрикнул парень. – Ты ведь так не думаешь всерьез!
– Тогда, что такое «думы всерьез» на самом деле? – неловко улыбаются ему.
Рука тянется к футболке, стискивая и потягивая на себя. Расстояние сокращается вновь, глаза в глаза – без обиняков, с горящим огнем и невысказанными фразами.
– Какого черта?
– Что?
– Какого черта ты избегаешь и не говоришь со мной?
– Ну, теоретически и практически, мы..
– Замолчи! Эвтер, хватит юлить – скажи же, наконец, то, что держишь внутри!
Маски отброшены, улыбки слетают – театр ушел на антракт, смотря за процессом.
«В безмолвии одаривая взглядом,
Беззвучных дум сиянья темени,
Взрастая тишину неспешным градом
Обломков терпких обещаний,
Извечных на ярком пламени
Души, рожденной для мечтаний.
Ты привнесешь во мне?..»
– Эвтер..
Снова. Видишь, мои эмоции – сплошные единицы, поставленные подряд в бессовестном количестве. В чертах находя отражение, смущенной рябью проникающее под кожу, воспламеняя и до того оголенные частицы. Робкий шепот кричит, распадаясь, и эхом отзывающийся – здесь. В чертах ощущать порывы чувственных мелодий, как струны лир, – умирая и возвращаясь с надрывом, мятежным звоном.
Снова. Столкнуться вот так, взглядами..
– Эвтер..
– Рато..
Теряются в оглушительном вскрике-выдохе, находя в отражении, вольно перемещаясь между. Спускаясь по линиям, бродя по закоулкам изнанки – поддаваясь на провокации со стороны.
Искать во всем: в спокойствии или смятении, в ворохе ресниц или не прошеных слез, и даже за занавесом неоновых звезд. Бродить среди пустующих дорог, прозябшими руками сминая дотлевающий фрагмент из никотина и мятежных слов, проносящихся во всеобщем ритме.
Знаешь ль ты об этом?..
Бездонные мысли, череда неверных слов и поиск мнимого, – не находя свой свет в окне. Распахивая створки, обводя глазами, попасть впросак, – не отступая.
Снова. Смотреть после дождя, следуя за зовом наития.
Снова
И снова..
***
– Ты напоминаешь мне старого друга.
– Какого из? – иронично доносится сбоку.
– Думаю, нашего общего.
– Почему?
Руки молодого человека пробегают по нотным страницам. Стоящий на полу стакан отбрасывает вычурные блики на разбросанные пластинки. Сидевшая неподалеку девушка выжидающе смотрит на говорившего.
– Не знаю, – признает он. – Какой-то внутренней искрой..
– Озарившей темные земли? – подкалывают его.
– Вот я об этом, – вздыхает он.
Откладывая в сторону тетрадь, парень тянется к потрепанной пачке, ловко выцепляя сигарету и поднося ее к губам. Руками треплет карманы джинс, ища зажигалку, затем продолжает искать на полу, проверяя под листами.
– Рядом с Def Leppard.
Благодарно кивнув, выуживает ее из-под рядом лежавшего альбома Florence And The Machine и подносит к лицу, прикуривая.
– У тебя невероятная коллекция всевозможных дисков с различными исполнителями, но, тем не менее, чуть ли непостоянно из динамиков доносятся песни Гаги. Они у тебя на рипите, что ли?
– Не изменяю традициям, – хмыкают в ответ.
Занавески трепещут, кот вальяжно разгуливает по комнате, лениво разглядывая перед собой предметы. Английские слова вперемежку с русскими, и дым, заполняющий собой небольшое пространство. Девичья рука тянется к упаковке, но по ней легонько ударяют.
– Ага, прямо сейчас.
– Я тянулась за одной, а не за всеми.
– Ты же «в завязке» – подмечает он.
– В легкой, если только.
– И четыре месяца – это так, пустяк? Нет уж, обойдешься, ты и так пока чахоточная ходишь от воздействия никотина. И, к тому же, выслушивать нотации от Дани мне совсем не хотелось бы.
Девушка знала, что ее план подтолкнет разговор в нужное русло,
