живо,
Виднеются мои мечты, и
Те цветные сны.
Твой Эвтер – преданный друг и муза».
«Что за..» – думает он, холодея с каждой минутой. Разворачивая письмо, он чувствует, как сердце ухает куда-то в пропасть.
«Прости»
Снова. Лопается, обнажая бередившие раны. Впуская сеть из прочных нитей горечи, утраты и запаха, дурманящего своей терпкостью, нескромностью и знанием. Что это, ваниль? Нет, здесь больше – какие-то правильные пропорции из ванили и кардамона, насыщенные чем-то большим, утонченным, но не имеющим конкретного определения.
Снова
«Нас разделяет жалкий час,
Минуты, мили, думы, страсти,
Подобны хрупким вольностям подчас
Врываемся в безмолвном вскрике масти.
Мы..»
– Снова, – шепчут в ответ.
Настоящее вспыхивает яркими цветами, а прошлое – уже событие, отбрасываемое собственные тени, таящиеся где-то в его подполье. Губы подрагивают, обожженные единственным, близким словом: оно проносится шелестом, направляясь к возбужденным участкам тела; сминая, одергивая, оставляя пятна на еще когда-то белоснежных страницах души. Мысли под личным надзором встречаются с неловким отчуждением, не полностью, как некое дополнение. А где-то – прибой юных дней, вскрики нераскрывшихся, но уже открытых сердец, мотивы которых двухголосием разносятся над виднеющимся горизонтом – такие связанные и, все же, разделенные.
– Что, если он хочет, чтобы его нашли? – доносится рядом.
Взгляд фокусируется на девушке, ждущей ответа. Она знает, но не перебивает, осторожно ощупывая «почву». Вот бы только дотянуться..
– Того, кто исчез из жизни?
– Появляющиеся письма твердят об обратном.
– Это не может значить больше.
– Уверена, ты и сам заблуждаешься в этом, – отвечает она.
Он уже ни в чем не может быть уверенным. Нервным движением смыты грезы, печальным скачком отдающиеся в недрах спальни в ночи. Днем – без пристрастий, овеянный чувством смиренности и отчуждения, ночью – невольный странник по распахнутым заметкам той, никак не забытой истории, – встречаясь с миражами прошлого, мимолетно ощущая напевы минувших дней, желанных минут; будто стремясь дотянуться до знакомых линий, очертаний, возобновить гул из спонтанных слов, запечатленных улыбок и поиска истины.
«Убегая от условностей,
Скрываясь от гнета вездесущих,
Находим утешенье в избитых рифмах,
В потоках-импульсах, обретя забвенье,
Что откликом, врываясь, затмевает числа,
Строки, выдохи, сомнения»
Мелодия, поделенная на двоих. Струны сердца натянуты, накалены, дребезжат под натиском невысказанного, обреченного скитаться вдоль хаотичных созвучий. Неловкие думы, находящие стены. Ну же, признай себя. Выпусти наружу и никогда не запирай. Позволь неизвестности коснуться мягким движением.
Снова. Чуть выше – может сместиться, но не оставить.
– Заблуждаться, продолжая поиск творения, – отвечает он.
– А найдешь? – смело спрашивает она.
Тишина давит, пытается расфокусировать на основном. Внешний шум стремится прорваться в сомкнувшееся кольцо напряжения: подтолкнуть к краю, спасти или сделать что-то, сподвигнуть на какой-то новый шаг? Стрелки часов то замирают от нетерпения, то оглушают ходом по окружности. Обрывки слов, использованных сигарет в пепельницах, звон керамики. Непринятие уже стучится, страх оповещает, взращивая новую порцию неправильных убеждений. Но это подкрадывается, сдерживаемое нерешительными искрами. Ощущение ускользающей, но еще существующей частицы, способной воссединить заново строение души. Нелепые рассуждения, трепетное, но такое желанное ёканье.
Снова. Сохранить историю, скрепленную..
– Как насчет познания незнакомого края? – слышится рядом.
Снова. Неровный сердца стук, волнительное трепетанье. Взгляды встречаются, дыханье сбито. Озвученные слова уже не впрок, новые только зарождаются.
Снова. Темно-карие краски сталкиваются с зелеными в желтую крапинку – острожно, медленно, неуловимо. Дыханье сбито на двоих. Новый вздох не создан, а выдох не нашелся. Секунды в бесконечности, вопросы расписаны наперед. Дробиться, воссоединясь воедино. Ожидание не утомительно – оно на пределе, выжидает.
Снова. Испуганные глаза, падающий стул, едкий воздух из кофе, табака, ванили и кардамона разрезается новым, слегка морозящим. Щебетанье губ, наспех поднятые руки. Стремительные шаги, пульсирующие ритмы, пытающиеся догнать друг друга – сближаясь, отдаляясь и, все-таки сближаясь. Разные тембры, такие непохожие: один срывается на крик, другой уходит в тишину. Шаги сменяются на бег, дыханье сбито в одночасье, отдаваясь ощутимо колкими толчками в ребрах. Встречаемый тупик, голые стены, дрожащая спина и открытое море над головами. Руки на стене, руки вытянуты. Сбитое дыхание на двоих. Два имени. «Эвтер» – шепот дотягивается до спины, лаская слух. «Рато» – молвят мысленно в ответ.
Снова. Скрепленные именем, словами, дыханием и самой судьбой.
«Рассыпая застывшие слезы на лужайки домов,
Мы станем шепотом Вселенной,
Распахнувшая взор пред взглядами мечтателей,
Отвлекая от бесконечности шумов
Нерешительно прикоснется к нашим сердцам,
Знаком пометив немые уста.
Мы стали шепотом Вселенной»
Кухня. На небольшом столе две кружки и пачка сигарет. Месяц гуляет по горизонту. Ветви мерно покачиваются, ромашки прижимаются к земле. Далекий стрекот кузнечиков, потрескивание фонарного столба. Взоры устремляются вглубь, прожигая изнутри. Омут на двоих: с демонами, освобожденными с цепи. Не разграничивая, слиться в одно. Мы – это мы, всего лишь далекие точки в огромной местности.
Прекрасные мгновения сменяются неожиданными поворотами. Осуждений не существует, принятия вырываются из-под тисков и занимают положенное место. Глупые и независимые в общей зависимости.
И слишком много мыслей: о важном, смешном, грустном, пустом.. исчезая под звуком в унисон. Отказавшись от приличий, продолжать играть в гордость и недопонимание, разгорая и так бушующие угли. Обволакивать нежностью тембра, чувственным трепетом, единением. Вдыхать дурманящий дым и срывать остатки вздохов, судорожно цепляясь о выступы, края, знакомые линии. Обжигаясь, отводить взгляды, проникая еще глубже, – к душе. Подмечать мимолетные блики, родинки, неровности, – принимая.
Снова. Усугубить положение, столкнуться взглядами. Заострить, но забыть о границах, без лишних выдумок о чуждости мира, некоей инородности. Разбежаться с силой, и вытеснить их из жизненного круговорота. Минималистичность ускользает, оставляя шероховатости на неровной поверхности. Снова пройтись вдоль, забываясь, вместе падая над местом под солнцем.
– Почему ты ушел?
Метания ветров достигает вихров волос, – вздымая, так и сяк играясь. Между фигурами пробегает черный кот, заискивающе вглядываясь в них. К беде или..
– Почему ты ушел? – громче произносится неподалеку.
Сокращая дистанцию, становясь ближе, но дальше от откровения.
– Я не уходил, – шелестят в ответ.
Золотистые листья танцуют возле ног, едва задевая. Перекинутая через перила связка бутылок из разноцветного стекла позвякивает, озвучивая мелодичным звоном потаенные мысли.
Разворачивают за плечо, прижимая к стене. Горящие глаза напротив, мелко дрожащие губы.
– Если ты письма называешь продолжением общения, то, смею отметить, что это не так. Односторонняя связь с указанием моего адреса, – и где только умудрился достать? – но без намеков на свое местоположение.. Ты как стихийное бедствие: ворвалось в мою жизнь, сметая все ограничения и заводя новые процессы, а потом и вовсе исчезая из виду. Убежал в неизвестность, оставляя мне воспоминания. И в каждом шелесте, непроизвольном касании или звуке я постоянно слушал тебя,
