Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
трепло… А, Мурин?
— Уверен, вы не из таких.
Мурин изо всех сил пытался вспомнить, что сказала Нина, эти ее ужасные слова, одно за другим. Ему не верилось, что она это сказала. Ему начало казаться, что он как-то невнимательно слушал. А что? От волнения. Не уловил какой-нибудь причастный оборот или придаточное предложение, какую-нибудь игру предлогов и падежей, которая роковым образом меняла весь смысл фразы — на тот, который Мурину нравился больше.
— Да ты глаза разуй! — вдруг завопил Прошин, и даже привстал под полостью, грозя кулаком. — Ты смотри, он же, сукин сын, нас подрезал!
Хлопнул по спине кучера:
— А ну, гони. Вон тот. Догони. Трахнем ему в бочину. Чтобы знал в другой раз.
— Так уж приехали, — заметил Мурин.
Катавасов снимал дом у съезда на Фонтанку, почти у самого моста. Кучер стал замедлять ход.
— Гони ты! Что рот разинул! — взвился Прошин, глаза его были устремлены на удалявшийся задок экипажа, брызгала слюна. — Уйдет же, гад, уйдет!
И набросился на бедного кучера с кулаками:
— Оглох ты, что ли?
Тот едва успел выставить локти, закрыл голову.
— Прошин! Прошин! Вы что? Сядьте! — Мурин крепко дернул его за полу, так что Прошин опрокинулся на сиденье.
Лицо у него стало растерянным, точно он вынырнул из воды или только что проснулся.
Провести вечер в компании с Прошиным, его переменами настроения и вспышками гнева больше не казалось Мурину привлекательной идеей.
— Прекратите. В своем уме? Вы что? Приехали. Вот уж дом Катавасова.
Прошин заморгал, точно проснувшись. Подтянул край шинели.
— А, — сказал, — в самом деле.
Не отворяя дверцы, он одним движением перекинул ноги и выпрыгнул, притопнув, на тротуар. К нему тут же подскочил лакей. На бегу протянул руки к шинели:
— Пожалуйте и шляпу, господин офицер.
— Что ж сегодня? Игра большая?
— Весь Петербург. Граф Курский здесь. И князь Свистоплюев, и Мадаев, и Лоренц, все здесь.
— Ты смотри! И Курский уж здесь!
— У нас господам — и военным, и штатским — как медом намазано, всем благоугодно испытать фортуну, — в самом голосе лакея была сладость.
В дверях Прошин задержался:
— Что, Мурин, идемте. Или корни пустили? — весело поторопил.
— Вот что, корнет. Я передумал.
— Как?
— Поеду к девкам.
— А, — одобрил Прошин без вопросов. — Фортуне предпочли Амура, что ж.
— В другой раз.
— В другой раз.
Прошин кивнул кучеру:
— Отвези господина Мурина, куда он прикажет.
Подмигнул.
Прошин вбежал в двери. Лакей скрылся следом. В столь поздний час прохожих здесь не было. Кучер обернулся к ездоку:
— На Васильевский? В Коломну? К цыганам?
Ему улыбалось отвезти незнакомого барина кутить: ночи в Питере длинные — наверняка хорошо даст на водку. Но барин только вздохнул:
— К Демуту.
Ночью Мурин спал дурно. Мешало выпитое, мешало выкуренное. В нумере было слишком натоплено. Он отворил окно. Но теперь мешали звуки: как много их в городе! Он успел и забыть. Менее всего он думал о Нине. Ветер выл. Вода в Мойке плескала и чмокала. Луна то появлялась, то скрывалась за тучами. На душе у Мурина было мутно, приезд казался ошибкой. Может, Ипполит был прав, надо в деревню? Теперь эта мысль не вызывала отвращения. Там хотя бы тихо. Он вертелся в своей жаркой постели. Уже почти проваливался в сон, как ему начинал видеться Прошин, он махал руками, шлепал картами, Мурин никак не мог запомнить собственные ставки — и опять видел вокруг себя темный гостиничный нумер. «Нервишки, — ворочался Мурин, пиная душное тяжелое одеяло, — тьфу». Он решил, что завтра же выпишется из гостиницы и уедет. В деревню, в тишину, в одиночество. Вот только складную ванну у Ипполита захватит. И на этих хозяйственных мыслях сам не заметил, как уснул. Нина ему так и не приснилась. Может, и к лучшему.
Проснувшись, Мурин позвонил в колокольчик, и когда пришел лакей, чтобы раздвинуть шторы, сложить ширму, Мурин потребовал себе бритье, кофе, завтрак и велел лакею передать в людскую, где дул чай его слуга, что пора укладываться. В виске покалывало. Но кофе поправит.
У госпожи Петровой все было наготове. Лакей быстро вернулся с подносом. Серебряный кофейник, салфеткой накрыты теплый калач и масло. Поставил на стол.
— Госпожа Петрова покорнейше просила сообщить, куда изволите приказать прислать счетец-с?
— Эх-м, — внезапно Мурин ощутил, что ночная решимость растаяла с лучами солнца.
За окнами блистал день, который Петербургу был к лицу. Небо было точно эмалевое. Сизыми беличьими хвостами стояли дымы из труб. На набережной Мойки роились прохожие. Блестела, играя, вода. Все обещало какие-то интересные встречи — и что жизнь наладится. Точно спеша выполнить это обещание, в дверь постучали, и тотчас голос деликатно пояснил:
— К господину Мурину — дама.
Сердце тут же пустилось вскачь. Нина! Неукротимая, непредсказуемая, презирающая условности Нина, только она могла среди бела дня явиться в гостиницу и потребовать, чтобы ее проводили в номер к мужчине. Он был восхищен — и немного испуган. Даже по меркам Нины это было чересчур. Так сжигают за собой мосты. У Мурина загорелись щеки. Он хрипло крикнул:
— Прошу.
— Со счетцем успеется, — понятливо откланялся лакей, который принес кофе.
Мурин не слышал его и не видел. «Я не брит, — ужаснулся. — Зубы не чищены». Но в дверь уже стукнули, тихо приоткрыли. Лакей объявил:
— Мадемуазель Прошина.
— Что?!
Но она уже входила, шурша платьем и клоком.
Проклятый расторопный лакей уже убрал ширму, прятаться было некуда. Мурин вскинул руки, стыдливо прикрывая шею без галстуха.
— Ах, боже мой! — воскликнула мадемуазель Прошина. Смутилась, но взяла себя в руки: — Доброе утро, — она чуть присела в книксене. — Прошу прощения за этот необъявленный визит… Такое неудобное время…
Она не знала, куда глаза девать. Ее некрасивое лицо порозовело.
— Это так неучтиво с моей стороны. Простите ради бога. Я никогда… никогда бы… Но мой брат… Он прислал меня… К вам… Дело чрезвычайной важности… Сказал, вы все поймете. Вы во всем разберетесь.
Она чуть не плакала. Мурин легко выстроил картину событий. «Проигрался каналья Прошин, — подумал Мурин. — Вот тебе и новое знакомство. Вот тебе и новая жизнь. Теперь просит поручиться за него по векселю». А тем временем разглядывал посетительницу.
Девушка была горбунья. Мурин сразу почувствовал, что стыд за небритость, за нечищеные зубы, за непорядок в одежде сразу улегся, — и от этого стало еще стыдней: уже за самого себя. «Как будто горбунья — не дама!» Он решил немедленно это загладить: быть с ней особенно рыцарски учтивым.
— Дорогая мадемуазель Прошина. Я весь к вашим услугам. Немедленно готов уладить дело.
— Правда? — Она подняла
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
