это, пожалуйста. Пожалуйста. Будьте любезны. Ручки есть у всех? Да-да. Спасибо.
Мужчина говорил торопливо и сбивчиво, дёргал головой туда-сюда, странно шевелил челюстью. На первый взгляд казалось, будто он сильно нервничает. Однако на взгляд проницательный сразу становилось ясно: дело совсем в другом. И никому из проницательных это не понравилось.
Блондинка раздавала листы, ещё чуть тёплые — едва из принтера, а долгожданный спикер начал говорить. По-прежнему почти скороговоркой.
— Итак, итак. Перед вами, панове и пане, особая форма о, о неразглашении. Изучите и подпишите её незамедлительно. До тех пор, пока не подпишете эти, эти бумаги, для вас я — Авихай Кофман, сотрудник первого класса бюро переводов Министерства иностранных дел Балканской республики. И должен провести, как вы, вы знаете — лекцию на тему особенностей арабского жаргона и эвфемизмов, распространённых среди, среди членов так называемого «Тысячелетнего халифата». Организации, как говорится, запрещённой на территории Республики, вы все в курсе, да. Да.
Мало-помалу он брал себя в руки начинал говорить более чётко. Между тем кто-то уже ставил подписи, особо не вникая в детали: дело привычное. Таких бумаг эти люди подписали за свою карьеру в Госбезопасности очень много.
— Кстати, если у кого-то действительно есть вопросы по, по этой теме, то я отвечу на них после нашей встречи, минут пятнадцать ещё останется, я думаю. Можете поверить, арабским я и правда владею в, в совершенстве.
Пока слушатели завершали положенные формальности, назвавшийся паном Кофманом шагал из угла в угол, сложив руки на груди. Блондинка собрала документы и вернула их мужчине.
— Благодарю, да, чудесно, спасибо. Итак, панове и пане, теперь мы можем перестать ломать комедию. Меня зовут Авраам Шлиман, я подполковник Госбезопасности, сотрудник Службы по защите государственного строя и борьбе с терроризмом, управления «Международный антитеррор», начальник отдельной следственно-оперативной группы особого подчинения. Как вы понимаете — для всех, кто не подписывал вот эти вот бумаги, бумаги, легенда про МИДовского переводчика и цель встречи не изменилась. Так уж сложилось, что я являюсь засекреченным сотрудником нашей великой и прекрасной организации, но все вы — достаточно важные для неё люди, чтобы наконец познакомиться со мной.
Офицеры прекрасно понимали: настоящие сотрудники спецслужб (тем более — в солидных чинах и при важных должностях) редко похожи на Джеймса Бонда. Но образ этого человека уж слишком плохо вязался с таким положением в организации. Скорее он напоминал какого-то полубезумного гика из лаборатории.
Шлиман повернулся к мужчине с военной стрижкой, который недавно мечтал о кофе.
— Наркоман, говорите?
— Что?.. Простите, я ничего не говорил.
— Ну хорошо, не говорите: думаете.
— Вы мои мысли читаете? — офицер принял это за шутку и даже улыбнулся.
— Знаете, если честно, то да. Да.
Шлиман произнёс это с такой абсолютной серьёзностью, что некоторые в комнате переглянулись. На шутку совсем не походило…
— В народе говорят: слухами земля полнится… Даже для такой организации, как наша, это вполне справедливо. Уверен, как минимум некоторые из вас слышали байки о пане Ави. Это, это верно?
Никто не ответил, и явно не потому, что сказать было нечего. Шлиман выдержал паузу.
— Мне, в принципе, не требуется ответ словами. Но я всё-таки подполковник, а среди вас никого старше майора. С точки зрения субординации, субординации, было бы очень уместно ответить.
— Я слышала.
— И я.
— Я тоже.
Шлиман вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку «Кэмел» и закурил, хотя делать это в здании Госбезопасности запрещалось. Он несколько раз торопливо затянулся, а потом кивнул.
— Прекрасно, прекрасно. Что же: пан Ави — не выдумка, и он сейчас перед вами. Хотя это не относится к теме разговора, но должен признать, что капитан Стоичков прав: я действительно сегодня употреблял определённые психоактивные вещества. Что совершенно не должно вас беспокоить, уж поверьте, поверьте. Я осуществил свою первую контртеррористическую, так сказать, операцию, в девятнадцать лет. Иными словами, я борюсь с исламским терроризмом ровно столько времени, сколько эта проблема стоит перед Балканской Республикой.
Ави потушил сигарету об магнитную доску и щелчком запустил её в урну. Не промахнулся.
— Я могу вас кое-чему научить.
***
Вагон дребезжал и качался на рельсах: многие составы метро Црвениграда требовали ремонта или замены. А здесь, на наземной линии, ещё и рельсы ни к чёрту не годились. Пути шли вдоль огромного парка на окраине столицы, совершенно заросшего и одичавшего: он напоминал лес из страшной сказки. По другую сторону проносились огни города — тёплые, разноцветные, манящие. Вагон словно оказался посередине между блистательным имперским прошлым и сомнительным настоящим Балканской Республики.
Юсуф плюнул на пол, который от этого мог стать только чище. Кивнул в сторону городских огней.
— Вот бы и туда самолёт захуячили.
— Лучше ядрёную бомбу.
— Ядерную.
— Я и говорю: ядрёную.
Шли первые числа ноября. Сентябрьский теракт в Нью-Йорке по-прежнему обсуждал весь мир, и Юсуф с друзьями тоже говорили о нём постоянно. Все трое были коренными, полноправными гражданами Республики — но на бумаге. Ведь мусульманское меньшинство всегда ощущало себя меньшинством. Особенно в столице.
Если ты мусульманин, то ничего хорошего от родины не жди. Её ведь когда-то отстояли в борьбе с турками, ты не забыл? В сраном семнадцатом веке! Седобородые мудаки из Сейма, называющие себя правоверными, постоянно чесали языками о всяком равенстве. О религиозной терпимости в светском государстве, об интеграции мусульман в общество. Однако реальная жизнь в исламских кварталах от этого не менялась совсем. У депутатов росли животы и дорожали тачки, в остальном же… можно подумать, будто лично Юсуф сжёг почти все христианские города на Балканах дохера веков назад!
А если к нему всё равно так относятся, то не грех и правда прирезать кого-нибудь.
— Думаешь, это сделал Усама бен Ладен? Ну, в Америке?
— А кто ещё? Только он мог. Нам бы такого человека, во чаво думаю. Воин!
Троица двигалась из вагона в вагон, от головы поезда. Время позднее, а в этом есть плюсы и минусы. Плюсы понятны. Темнота — друг молодёжи: в темноте не видно рожи. К ночи и без того плохо охраняемое метро полностью оказывалось во власти парней вроде Юсуфа и его приятелей. Минусы тоже очевидны: пустовато. Людей почти нет — и никого подходящего…
В очередном вагоне — таком же обшарпанном, разрисованном
