И сводила с ума своей близостью и хрупкостью, своим запахом и теплом, от которого мысли путались, а сердце пускалось в галоп.
Под недоуменными взглядами кочевников и своих воинов он пронес ее между палатками и вошел в свой шатер, наплевав на правила и обычаи. Сейчас он желал только одного — снова обладать этой маленькой танцовщицей. Его маленькой… богиней?
Ночная прохлада не успела еще остудить ее разгоряченное после выступления тело, поэтому оно до сих пор было жарким и немного влажным от пота. Церемониться Шах-Ран снова не стал — стянул с плеч рабыни тонкие лямки платья, обнажая грудь, и тут же задрал подол, вклиниваясь между бедрами и толкаясь вперед. Девушка испуганно вскрикнула и инстинктивно вцепилась в мощные узлы мышц на его руках, непреднамеренно царапая и оставляя борозды от ногтей. Но на них мужчина не обратил никакого внимания, обхватывая одной ладонью ягодицы, а второй — тонкий затылок, притягивая к себе голову Анифы. И вгрызаясь в изумленно распахнутый рот жадным и глубоким поцелуем.
Крик танцовщицы тут же перетек в тихий сладкий стон. На мгновение сжавшись, она расслабилась и опала в его руках, будто сорванный цветок, позволяя глубоко войти в своей еще сухое лоно. Но порывистые и жестокие поцелуи, жадные объятья и несколько толчков в женское естество — и его наполнила влага, а мышцы растянулись и обволокли своей нежностью и упругостью крепкий и твердый член вождя. Сама Анифа очень скоро задышала тяжело и рвано, порочно изгибаясь и подмахивая бедрами навстречу обрушивающимся на нее толчкам. Теперь она уже самостоятельно подставляла под жестокие поцелуи то шею, то плечи, то грудь, набухшую и затвердевшую, будто у беременной.
Вождь брал ее горячо и страстно — и уже привычно не боялся доставить ей боль и оставить на нежной коже синяки и засосы. Он мощно вбивался в нежное и податливое тело, безжалостно вгрызался ртом в призывно торчащие вверх соски и крепко обхватывал ягодицы, чтобы максимально широко раздвинуть и без того гостеприимно распахнутые бедра.
Ее бесконечно льющиеся стоны звучали для степняка музыкой. Он внимал ей, поглощал и растворялся в ней. И делал все, чтобы она звучала только громче.
От того, насколько рабыня была чувствительна и как легко подстраивалась под все его желания, кружилась голова. Стоило Шах-Рану легким движением намекнуть, она с легкостью и быстротой профессиональной шлюхи перевернулась на живот и призывно оттопырила упругую и крепкую попку. Не медля и не растягивая, вождь приставил член к влажным и немного припухшим от активного трения складочкам, надавил и толкнулся — сразу полностью и глубоко, вырвав из рабыни очередной громкий вскрик. Уперевшись ладонью около ее головы в покрывало, а второй — придерживая за бедро, стал двигаться — не очень быстро, но глубоко и мощно, пронзая и нанизывая на себя хрупкое тело. Погружаясь по самое основание члена и даже ощущая стенки матки.
Порыкивая от удовольствия и приятных ощущений, которые только прибавлялись, когда рабыня изгибалась и приподнималась навстречу толчкам, Шах-Ран погрузился в ни с чем не сравнимое наслаждение — сладкое и томное, от которого хотелось рвать зубами мягкую плоть перед ним и двигаться сильнее и быстрее. Его рот оставлял четкие отметины на тонкой коже шеи и плеч, и от их вида воин рычал еще неистовее и торжествующе. Несомненно, эти пятна не красили идеальный шелк ее кожи, но зато они сами за себя говорили: “Моя! И только моя!”
В этом положении Анифа кончила — громко и исступленно. Шах-Ран никогда не задумывался над тем, чтобы доставлять своим женщинам удовольствие, но вот ее восторженный оргазм он ловил, будто величайшую драгоценность. Содрогающее и трепещущее в конвульсиях тело он обнимал крепко и остервенело, а неуловимо изменяющиеся крики доставляли странную и незнакомую радость.
Вот только перевести дыхание рабыне мужчина не дал. И продолжил истязаться над ней, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение.
Перевернув девушку снова на спину, он пододвинул ее к краю и забросил ее лодыжки себе на плечи. Конечно, когда кочевник снова вошел, девушка болезненно охнула и попыталась инстинктивно отпрянуть. Пришлось больно ухватить ее за грудь и прижать к постели, чтобы не трепыхалась. И продолжить вторгаться в влажное хлюпающее, но по-прежнему тесное лоно, вырывая из женского горла стон за стоном. И наблюдаться за невозможно прекрасным выражением лица распластанной перед ним женщины.
Его член входил порывисто и глубоко, не слишком приятно и почти болезненно, но Анифа уже находила в этих ощущениях что-то терпкое и пикантное. Тело снова предавало ее, и очень скоро она металась по кровати, комкая покрывала и одеяла и позорно крича охрипшим от стонов голосом.
Вождь снова имел ее во всех возможных позах. Крутил так, будто пытался сломать или проверить на прочность и гибкость.
И все же даже в таком состоянии Анифе казалось, что мужчина был не совсем таким, как прежде. Или же это все из-за ее порочного тела, готового принимать ласки и удовольствие от врага?
А может, и то и другое?
Шах-Ран больше целовался. Больше ласкал ее пальцами, задевая те или иные чувствительные участки кожи и части тела. От этого Анифа трепетала и плавилась, будто масло под солнцем и уже с радостью опускалась на колени, чтобы взять длинный член в рот или, сев сверху, скакала, как наездница. До искр в глазах. До хрипоты в голосе. До обморока и помутнения рассудка.
И когда она уже сбилась со счета и перестала ощущать что-либо, вождь наконец-то отпустил ее. Ну как отпустил… Как и на протяжении всех предыдущих ночей, он ставил ее подле себя, собственнически обхватив рукой и прижав под одеялом ее тело к своему.
Анифа снова подумала о своем долге перед тем, как погрузится в сон — когда же ей удастся совершить задуманное? Когда у нее появиться возможность и, самое главное, силы на то, чтобы достать маленький клинок и сделать одно точное и верное движение, которое навсегда сравняет все счеты? Этот обладающей неуемной силой и страстью мужчина доводил ее до исступления и состояния невозможности даже пошевелиться. И просыпался сразу же, стоило ей самой пробудиться чуть-чуть раньше.
Сможет ли она когда-нибудь застать его врасплох?
Анифа уже не была в этом уверена. А ведь считала, что, стоит ей оказаться в его постели, и, считай, полдела будет сделано.
Но что-то шло определенно не так, как надо… нужно было срочно придумывать план….
Глава 5
Анифа была не такой выносливой и крепкой, как
