смертны и бесконечно малы, из коих величайшее стоит не больше самого мелкого, а лишь дух, в котором ты работаешь, имеет некоторую ценность и продолжительность.
VI. С душой человека происходит то же, что было с природой: начало творчества ее – свет. Пока глаз не видит, все члены томятся в неволе. Божественный миг, когда над бурно мечущейся душой, как некогда над диким хаосом, раздаются слова: да будет свет! Разве для величайшего из людей этот момент не столь же чудесен и божествен, как для простейшего из смертных, почувствовавших его.
VII. Люди с созерцательным направлением ума переживают временами задумчивые, сладкие и в то же время полные ужаса часы, когда они с любопытством и страхом ставят себе неразрешенный вопрос: «Кто я, то существо, которое называет себя, Я“?»
Мир с его громким шумом, с его делами отступает на задний план, и сквозь бумажные обои и каменные стены, сквозь густую ткань всевозможных отношений, политики, живых и безжизненных препятствий (общества и тела), какими окружено существование отдельной личности, взор проникает в глубокую бездну, и человек остается один во Вселенной и молча знакомится с ней, как одно таинственное создание с другим.
«Кто я, что такое мое, Я“?» Голос, движение, явление. Воплощенная, принявшая видимый образ идея вечного мирового духа? Cogito, ergo sum. (Мысли, ради бытия). Ах, жалкий мыслитель! С этим ты далеко не уедешь. Правда, я есть, и недавно еще меня не было, но откуда я? Каким образом появился? Куда иду? Ответ скрыт в окружающем, написан во всех движениях, во всех красках, высказан во всех звуках радости и криках скорби, в разнообразной, тысячеголосой гармоничной природе. Но где тот мудрый взор, где тот слух, который уловит значение Богом написанного Апокалипсиса? Мы живем точно в безграничном, фантастичном гроте и видим дивные сны: грот безграничен, потому что самая тусклая звезда, самое отдаленное столетие не приближается к его окружности. Звуки и пестрые видения проносятся перед нами. Но Его, никогда не дремлющего, создавшего и грезы, и того, кто грезит, мы не видим. Мы даже не догадываемся о том, каков он, за исключением редких мгновений полусознательного состояния. Творение лежит перед нами, как сияющая радуга, но Солнце, создавшее все, лежит за нами, скрыто от нас. В этих необычайных снах мы гонимся за тенями, точно это существа, и спим глубочайшим сном тогда, когда думаем, что окончательно пробудились. Какая из наших философских систем представляет собою что-нибудь иное, чем сон, уверенно сказанное частное. Причем делимое и делитель оба неизвестны. Что такое все народные войны, отступление из Москвы, все кровавые, исполненные вражды революции, если не сомнамбулизм беспокойно спящих людей? Этот сон, это хождение во сне, это то, что мы называем жизнью. Большинство людей проживают ее, не зная сомнения, как будто они в состоянии отличить правую руку от левой. А между тем лишь те мудры, которые знают, что они ничего не знают.
Как жаль, что метафизика до сих пор всегда оставалась столь непродуктивна! Тайна существования человека на земле по сегодняшний день еще не разгадана, как загадка сфинкса, которую человек никогда не может правильно решить. Посему он и должен умереть самой ужасной смертью, смертью духовной. Что такое всевозможные аксиомы да категории, системы и афоризмы? Слова, слова! Высокие воздушные замки хитро воздвигаются из слов. Сами слова крепко цементируются логикой, но знания мы так и не добиваемся. Целое больше части – что за необыкновенная истина! Природа не терпит пустоты как это необыкновенно лживо и что за клевета! Далее: Ничто не может влиять иначе, чем оно влияет там, где находится – я охотно с этим соглашусь, но позволю себе только вопрос: где же оно находится?
Не будь рабом слов. Разве далекое, мертвое, если я к нему стремлюсь, люблю его, скорблю о нем, не находится тут же, в истинном значении этого слова? Оно также верно, как та земля, на которой я стою. Вот это-то Где со своим братом Когда всегда были грунтовым цветом наших грез. Вернее, полотном, на котором все наши сны, все видения наши были написаны.
И тем не менее зрелое размышление убеждает нас, что столь таинственно связанные с нашим мышлением понятия Где и Когда – лишь поверхностные, земные придатки мысли. Вещим оком видели пророки, как они исходили из небесных Везде и Всегда. Разве не все нации признали своего Бога вездесущим и вечным, существующим во всемирном Здесь, в вечном Теперь. Обдумай это хорошенько, и ты тоже найдешь, что пространство – лишь условное понятие нашего человеческого разума, точно также как время. Мы сами не знаем, что мы – искры, плывущие по эфиру Божества.
Быть может, эта столь массивная на вид Земля на самом деле – лишь воздушная картина. Быть может наше «Я» – единственное действительно сущее, а природа с ее различными произведениями и разрушениями – лишь отражение нашей собственной внутренней силы, фантастическая греза или, как называет это Дух Земли в «Фаусте» – «живое одеяние Божества».
VIII. Будет ли человек времен Адама Смита прясть бумагу или строить города и рыть колодцы или, как это было при пророке Самуиле или во времена Давида, обрабатывать Ханаанскую землю, он всегда будет человеком, посланником невидимых сил, великим и победоносным, пока он верно служит своему призванью. Низким, жалким, обманутым и, наконец, пропащим, исчезнувшим с глаз долой, забытым людьми, если он окажется нечестным тружеником. Брат мой, я думаю, ты – человек, ты не простой строящий бобер или двуногий бумагопрядилыцик. Ты действительно обладаешь душой, хотя бы она сейчас и находилась в состоянии смертельного обморока! Закоптелый Манчестер и тот построен над бесконечной пропастью. И над ним простирается твердь небесная. И в нем царит рождение и смерть. И он во всех отношениях также таинствен и непостижим, как старейшие города времен пророков. Ходи или стой в какое время, на каком месте тебе будет угодно, везде ты найдешь неизмеримость Вечности над нами, вокруг нас, в нас самих:
…Тихо
Покоятся звезды вверху
А снизу могилы.
Между этими двумя видами молчания движется грохот наших ткацких станков, торговых обществ, союзов и клубов. Сама глупость должна была бы здесь задержать свой бег и обдумать это. Истинно говорю тебе, что сквозь все твои кассовые книги и философии относительно спроса и предложения, все грустные дела и хитрые модные речи светит присутствие первобытного, неизреченного. И ты был бы мудр, если бы признал это не одними устами.
IX. Каждый человек вмещает в
