к купеческим семействам, которых отправляли на лето за город. Сами же купцы, особенно биржевые 1‐й гильдии, приезжали иногда на дачу по воскресным и праздничным дням и, если позволяли дела, – в другое время, хотя какая-то часть торговцев, подобно мелким чиновникам, и по будням кочевала из города на дачу, а по утрам – обратно[112].
Писатель Николай Лейкин – выходец из купеческой семьи, в молодости работавший в лавке отца в Гостином дворе, – вспоминает, что «в сороковых годах (1840‐х гг. – А. К.) дача была достоянием людей со средствами, а в купеческом быту ею очень мало пользовались и люди состоятельные»[113].
Издатель Иван Пушкарев сообщал в 1841 году: «Недостаток в публичных садах в самом Петербурге заменяется прелестными дачами, раскинутыми в окрестностях его. Житье на даче в летнее время вошло теперь почти в обычай во всех сословиях и состояниях обитателей столицы. С открытием весны едва ли не половина петербургского народонаселения переселяется за город, на дачи, и проводит там до сентября и далее, стараясь пользоваться там несколько удовольствиями сельского быта. Кажется, нигде не дорожат столько летним временем, как в Петербурге, и никто не спешит так наслаждаться благорастворенною погодою, как жители Петербурга, даже средних сословий. Так, например, семейство недостаточного чиновника, поддерживающего существование одною лишь службою, считает уже для себя необходимостью жить на даче, хотя бы в тесной хижине, и каждое лето покидает Петербург, несмотря на все неудобства при перевозке мебели и на дороговизну содержания. Войско летние месяцы проводит в лагере, остающиеся же в городе семейные чиновники, купцы и порядочные ремесленники выезжают также в праздничные и воскресные дни за город к родственникам и знакомым на дачи к обеду или чаю или прогуляться. Прогулка по воде, на яликах, доставляет приятное удовольствие, особенно в тихую и ясную вечернюю пору. Пользоваться этими прогулками можно всегда недорогою ценою и спокойней, чем на тряских извозчичьих экипажах; у набережной Невы и каналов находится во всякое время множество красивых яликов, которые переносят гуляющих на отдаленные острова, украшенные уединенными, привлекательными приютами для прогулок. Привязанность к загородным увеселениям распространяется равно даже и на низшие классы петербургского населения; приятно видеть, как в воскресные дни, с четырех часов пополудни, начинают стекаться по окрестностям разнообразные шумные толпы пешеходов: сидельцев, мастеровых, лавочников, всех возрастов и наций»[114].
Владимир Зотов в автобиографических заметках «Петербург в сороковых годах» вспоминает дачи 1840–1880‐х годов:
На петербургские дачи жалобы слышатся также уже гораздо больше полувека. Число их в последнее время только значительно увеличилось. Столичный житель отвоевал себе несколько новых мест для своих летних переселений, но строил он для дач и тогда, как теперь, как истый консерватор, одни карточные домики, без всякого приспособления к своему климату, с мавританскими и другими украшениями по наружному фасаду, но без малейших удобств внутри, с верандами и бельведерами, но без печей, с разными применениями к защите от солнца, которое так редко заглядывает в Петербург, но без всякой защиты от холодного, сильного ветра, насквозь продувающего все наши дачи, в течение всего, так называемого лета. Меняются также по временам модные и излюбленные места для дачных поселений. В начале сороковых годов высший круг селился преимущественно на Каменном острове, в Царском [Селе] и Павловском, средний – на Петергофской дороге, в чухонской деревне Крестовского острова и в Колтовских, сообщавшихся с Крестовским только посредством перевоза на яликах, а от города отделенных деревянною мостовою, но не в форме торцовой, введенной в пятидесятых годах, а в виде бревен, положенных поперек улицы и по которым экипажи прыгали, как по фортепианным клавишам. Новая и Старая Деревни вошли в моду только в конце сороковых годов с устройством моста на Крестовский и с открытием в Новой Деревне минеральных вод и концертов Излера. В Полюстрове, на своей роскошной даче, жил тогда старик Кушелев-Безбородко и в его саду, открытом для публики, заезжие концертанты давали по временам музыкальные вечера. Московское шоссе и до проведения рельсов во вторую столицу было пустынею и занято не дачами, а фабриками, зато Петергофское, не отвоеванное еще путиловскими и другими заводами, переполнялось, особенно в Тентелевой и Автовой деревне, около «Красного кабачка» и Сергиева монастыря, мелкими дачниками, гулявшими по шоссе, покрытом густою пылью в сухую погоду и не менее густою грязью после дождя. По вечерам эти дачники, принадлежавшие большею частью к чиновничьему классу, бились так же усердно в преферанс, как усердно винтят теперь их потомки[115],[116].
В 1843 году газета «Северная пчела» привела топографию дачных мест, которые предпочитали различные слои горожан: «В Парголове живут, по большей части, немецкие купцы, содержатели купеческих контор, а между ними ремесленники и магазинщики. <…> В так называемой Чухонской деревне, на Крестовском острову, живут, большею частью, артисты французской труппы, чтоб быть поближе к Каменному острову, т. е. к театру[117]. <…> На Черной речке, позади Строгановского сада, живут семейства русские и немецкие. <…> Емельяновка наполнена небогатыми немецкими купцами и ремесленниками, а также и чиновниками без больших претензий. <…> Характер Екатерингофа – русский. <…> Тентелева деревня – чиновничье гнездо и приют небогатых немцев. <…> Немецкая колония на Петергофской дороге имеет характер Парголово, только в миниатюре. <…> Дачи в Павловском и Царском Селе, т. е. квартиры, нанимаемые на лето в селении и в городе, принадлежат к особому разряду. Тут живут семейства, любящие городской шум, городскую жизнь и городской туалет, ищущие многолюдных гульбищ, виста, преферанса, словом рассеяния»[118].
С проведением железных дорог оживились и дальние окрестности Петербурга: вначале Павловск (1838), затем район вдоль Николаевской железной дороги (1851), позже протянули дорогу до Петергофа (1857), Красного Села (1859), Ораниенбаума (1864), в 1870‐х годах – вдоль Финского залива.
К концу XIX века дачные места Петербурга находились по всем линиям железных дорог. Однако особым расположением петербуржцев пользовались дачи по Финляндской, Балтийской, Варшавской и Приморской железным дорогам, вверх по Неве и, наконец, самые близкие к городу – на Островах и в Новой Деревне.
Выбор места для летнего отдыха, переезд на дачу[119] и ее благоустройство[120] были хлопотным и затратным делом; в помощь отдыхающим петербуржцам выходили специальные периодические издания[121].
Уместно привести свидетельства петербуржцев о том, как создавался дачный уют, чем занимались летом горожане, поскольку именно на дачах зарождались новые формы проведения досуга. Как сообщают очевидцы событий Петр Пискарев и Людвиг Урлаб в своих воспоминаниях, в главе «Дачный быт Петербурга в начале XX века», особое внимание уделялось детям: «Для детей младшего возраста вешались маленькие качели, гамаки, строились теремки с детской обстановкой. Дети занимались и развлекались, играя в большой мяч, серсо, волан, катая большое колесо, охотясь за бабочками с сеткой. Наиболее распространенными детскими играми того времени были горелки, палочка-выручалочка, пятнашки, уголки, казаки-разбойники». Взрослые предпочитали городки, лапту, крокет, футбол. Именно в дачных местностях широкое распространение получил велосипед, которым могли пользоваться и женщины, что было недопустимо в городе. Вечерами слушали граммофон (романсы Вяльцевой, Раисовой, Дулькевич, Паниной и др.), увлекались модными танцами (кекуок, кикапу, танго, ойра и др.), а на рубеже 1910‐х годов на дачах появилось кино. «Наиболее демократическая часть дачников, и особенно молодежь, создавала драматические кружки, давала любительские спектакли, импровизированные концерты»[122].
Таким образом, можно говорить также о влиянии массовой культуры «летнего Петербурга» на городскую.
Дачный сезон длился с начала мая по начало сентября, поэтому о найме дачи начинали заботиться с ранней весны. Уже в марте горожане отправлялись на поиски дачи. Местные жители, желающие сдать жилье внаем, наклеивали на окна белый листик бумаги. Семьи с малым достатком ориентировались прежде всего на цены, а уже потом на обустроенность постройки и удобное расположение. Цены на
