что неспроста все это в одно время произошло. Эксперт мне сказал, что смерть наступила за сутки примерно, а может и более до пожара, так что он поджигателем быть не мог. Видали люди, что шел он от набережной. Никто не заметил, как шел обратно, а выловили тело в реке. Как такое могло получиться?
– Да, загадка… – Настины зрачки расширились, отчего глаза ее сделались совсем черными. «Как же она хороша!» – сверкнула мысль у Ордынцева,
– Но Вы, Коля, правильно сказали: «не заметили». Это ведь не значит, что не шел он обратно, могли и не увидеть. А вдруг выпил где, да и упал в воду? – как-то беспечно махнула она ладошкой.
– Да нет, не был он пьян, да и не тонул. Вообще неясно, почему умер. А вот скрыть его труп пытались, на ноге – петля, значит, груз привязывали, только веревка оборвалась.
– Да что Вы? Ах, какая же у Вас служба интересная! Вот вы, Коля книжку хвалили, а тут ведь такие загадки и тайны, что и в романе не прочтешь! – девушка вложила в эту фразу самое искреннее восхищение и профессией, и умом своего собеседника.
– Право, Вы преувеличиваете, Настя. Ничего особенного. Больше бегаю, спрашиваю, думаю, потом – докладные записки, отчеты начальству. А вот сказать, кто поджег, не могу, так, одни догадки…
Ордынцев читал где-то, что скромность украшает настоящего мужчину. На самом деле более всего в продолжение всей беседы ему хотелось произвести на девушку впечатление человека умного, даже и остроумного, бывалого и рассудительного, как часто это бывает с молодыми людьми, неискушенными в любовных делах. Только сделать это нужно было ненавязчиво, исподволь.
Проговорив с полчаса, Николай вышел из особняка на улицу и неспешно побрел к набережной, без особой цели, так, просто погулять, подумать и привести свои мысли в порядок. Однако еще одна встреча не дала сбыться его намерению.
У сходней на дебаркадер, справа, прямо у ограды набережной, стояла Роза, и задумчиво смотрела на проходящие по Волге плоты, кажущиеся издалека беспорядочными нагромождениями бревен. Они плыли по течению, на некоторых были сооружены шалаши, иногда кверху вился дымок костра.
– Здравствуйте, Роза. Я гляжу, вы смотрите на страдания трудового люда, вынужденного сплавлять эти неподъемные груды леса ради наживы богатеев? – с иронией в голосе спросил Коля.
– А, сатрап? – тоже с изрядным ехидством отозвалась учительница, – приветствую Вас. И зря Вы насмехаетесь над идеями. Вот пробьет час… – в голосе девушки зазвучала патетика.
– И уроки французского будет возможно давать детям богатых родителей, не платя налогов? Я сомневаюсь… – добродушно парировал Николай, решив не отвечать сарказмом на сарказм.
Роза слегка смутилась, но быстро овладела собой. С обыкновенной для нее иронией, вскинув тонкую бровь, она произнесла:
– А, Вы, Николай, таки неплохой работник, начальство, очевидно довольно Вами. Не думала, что про мой «махен-гешефт» здесь так легко узнать.
– Так ведь в двадцатом веке живем, телефон, телеграф, электричество, и вообще прогресс! Ну да ладно, мне эти ваши прошлые неприятности, Роза, вообще неинтересны. Я ведь подумал, а вдруг это Вы взяли, да и подпалили «Венецию»? От такой решительной дамы чего угодно ожидать возможно.
– Ой, да что Вы, Коля! – замахала руками в сетчатых перчатках Роза, – ведь в пожаре этом погиб такой самородок, такой талант! Я все вспоминаю, как Паша пел про две розы:
Одна из них белая-белая
Была как улыбка несмелая,
Другая же алая-алая
Была как мечта небывалая,
И обе манили и звали, и обе увяли, увяли…
– И плакать хочется! – Голос у учительницы был небольшой, но красивого низкого тембра с легкой хрипотцой, вызванной, очевидно, дурной привычкой к табакокурению. Кстати, она тут же потянулась рукой к ридикюлю, за пачкой папирос.
– А насчет всего этого халоймеса с уроками, так должна Вам сказать, не оправдываясь, конечно, что мне лишние пару копеек очень даже не вредили в Одессе, –там все очень дорого. И если бы мадам Шмуклер-Коровина не страдала словесным недержанием, то никто ничего не узнал бы. Так нет, она мне делала рекламу, и таки сделала. Конечно, никаких заявлений от нее не добились, спасибо и на том, она сделала из себя дурочку, но хватило и слухов, чтобы меня выставили из Мариинки без всяких рекомендаций. Я нашла вакансию в Волгске по объявлению в одной московской газете, вот приехала сюдой. И теперь мне очень даже неплохо. А Вы не скажете в гимназии ничего? – вдруг как-то жалобно спросила Роза, и совсем по-детски добавила:
– Я больше не буду!
– Роза, я уже выбросил и копию своего запроса, и ответ из Одессы. Вы мне неинтересны, в расследовании, я имею в виду, – последнюю часть фразы Николай произнес с некоторым нажимом.
– Коля, а пойдемте в кофейню «На паях», я Вас угощу чудным напитком. Для сатрапа Вы ужасно милый юноша! – с улыбкой предложила Роза.
– Я не против, – улыбнулся в ответ Ордынцев, и они пошли вверх по Московской, свернули на Базарную, и уже через какую-то четверть часа присели за столик на тенистой террасе.
Кофейня «На паях» славилась очень вкусным кофе и мороженым. По улице мимо них гордо прошествовали три верблюда, погоняемые казахами в пестрых полосатых халатах. Временами на местный рынок, который все же чаще называли на восточный манер базаром, приходили караваны, в честь них даже улицу в центре города назвали. Они доставляли разные восточные сладости и специи, а обратно везли вяленую и соленую рыбу, сушеные яблоки и грибы, настолько душистые, что ими пахли уже не только навьюченные корзины, но и сами верблюды.
Потекла беседа, в которой каждый старался перещеголять другого в остроумии и знании жизненных вопросов, причем речь Розы была щедро пересыпана очень колоритными южными выражениями, значение которых Коля угадывал порой только по смыслу всей фразы. Молодой чиновник не отставал, рассказывал всякие смешные происшествия из своей небогатой практики. Так и прошел вечер, а потом Ордынцев проводил Розу к дому, где она квартировала, и очень довольный и собой, и своей новой знакомой, пошел домой спать.
VII
6 мая 1903 года. Визит к Филипповым
Утром, размышляя о произошедшем разговоре, Николай пытался привести свои мысли в какой-то порядок, что было весьма непросто. То, что Роза произвела на него впечатление личности незаурядной, было ясно, однако, представить ее в роли жестокой поджигательницы было трудно. Натурой она была открытой, а то, что ходили слухи об ее, якобы, чуть ли не бомбистком прошлом, так сама она прокомментировала это со смехом, – мол, хотела создать романтический ореол вокруг себя.
Опять же, убийство
