предпринимались попытки передать менее важные дела обратно бальи и сенешалям. Но решение, принятое в итоге, привело к дальнейшему увеличению размеров и без того громоздкого суда. В период правления Филиппа IV Красивого докладчиков Палаты Дознания, которые отвечали за оценку доказательств перед судом, было четыре, а при его сыне Филиппе V их стало тридцать три. В 1319 году в главном отделении суда, которое рассматривало апелляции, связанные с "серьезными делами… великими людьми", было не менее двадцати трех судей[24].
Средневековье было полно судебных тяжб. Судебные институты были раздираемы борьбой за юрисдикцию, которая велась с такой страстью, что может показаться бессмысленной и абсурдной. Но современники смотрели на это иначе. Отправление правосудия было не только важным источником дохода; оно было высшим атрибутом суверенитета. Те слуги короны, которые целенаправленно стремились сделать исполнение законов королевской монополией, имеют больше прав считаться основателями французского государства, чем полководцы и политики, чей вклад, поскольку он был более героическим, более известен.
Поскольку слуги государства были ярыми пропагандистами своего дела, легко поддаться впечатлению, что они полностью преуспели. На самом деле их успех был лишь частичным. Правда, созданная ими бюрократия позволила парижской монархии в нормальных условиях сохранять контроль над одной из самых больших и разнообразных стран Европы. Правда, что в критические моменты она была способна на впечатляющие проявления исполнительной власти. Одновременный арест почти всех тамплиеров во Франции 13 октября 1307 года, который в течение нескольких недель тайно планировался в Париже, был бы не под силу любому другому европейскому государству XIV века. Но хотя агенты государства занимали передовые позиции, территория за ними еще не была закреплена. В отношении управляемых не произошло такого же глубокого изменения, как в отношении их хозяев.
Отношение к общественному порядку было показательным. "Мир короля — это мир всего королевства, а мир королевства — это мир Церкви, защита всех знаний, добродетели и справедливости… поэтому тот, кто действует против короля, действует против всей Церкви, католической веры и всего святого и справедливого", — провозглашал с кафедры пропагандист[25]. Возможно, под влиянием напряжения от фламандской войны (повод для этой проповеди) аудитория была восприимчива. Понятие государственной власти, которое делало частное насилие преступлением против государства, было хорошо развито в Англии с XII века, но во Франции оно было признано, с перерывами, лишь в XV. Восстание было просто политикой другими средствами. Мысль о том, что это может быть изменой, долго не могла проникнуть даже в официальные круги. Этапы ее проникновения можно проследить по тому, как обращались с неудачливыми бунтовщиками. В XII и XIII веках их крайне редко казнили как предателей. Например, Ги де Дампьер, граф Фландрии, остался почти безнаказанным, хотя он вел объявленную войну против Филиппа IV Красивого и попал в плен к своему врагу. Первым дворянином, привлеченным и повешенным за измену, был Журден де л'Иль-Журден, барон-разбойник с юго-запада, "благородный по роду, но неблагородный по поступкам", который был казнен в Париже в 1323 году. Некоторые из лидеров восстаний во Фландрии были замучены до смерти в 1328 году. В первое десятилетие Столетней войны, когда Филиппу VI пришлось столкнуться с серьезным кризисом общественного порядка и распадом естественных связей перед лицом политического и военного поражения, он с ужасающей регулярностью прибегал к подобным публичным казням. Это эффектное утверждение власти отражали страх и неуверенность правительства и подменяли собой реальную власть. Многие не разделяли отвращения Филиппа VI к предательству даже в условиях войны, а казни считались странными и шокирующими. Хронисты рассказывали о них с восхищением и ужасом. Они значительно увеличили непопулярность правительства[26].
* * *
Неопределенный предел естественной власти государства был проблемой, главным симптомом которой было растущее финансовое затруднение короны. Как и большинство средневековых королей, король Франции, по мнению ортодоксальных теоретиков, должен был оплачивать свое правительство из доходов своих частных владений и из доходов от правосудия и феодальных прав, которыми он пользовался как повелитель своих владений. В конце 1320-х годов эти источники давали от 400.000 до 600.000 ливров в год, что в три-четыре раза превышало обычный доход короля Англии[27]. Тем не менее, этого едва хватало на содержание растущего бюрократического аппарата и было совершенно недостаточно для покрытия расходов на ведение войн. Эта проблема была характерна не только для Франции. Это был удел почти всех западноевропейских государств, поскольку бюрократия, укомплектованная умными и амбициозными людьми, начала экспериментировать с более всепроникающими, более интенсивными стилями управления. Структурный дефицит стал регулярной чертой их счетов и был эндемическим явлением во Франции с последних двух десятилетий ХIII века. Неудачная попытка Филиппа III завоевать Арагон в 1285 году стоила ему в три раза больше его годового дохода и приблизила его к банкротству. Его сын Филипп IV Красивый оказался под невыносимым финансовым бременем между 1293 и 1303 годами, когда он пытался вести войны одновременно во Фландрии, в Гаскони и на море. Его войска на севере взбунтовались в 1303 году из-за невыплаты жалования.
Было несколько причин, по которым французские правительства испытывали все большие трудности с оплатой своих войн. Они вели войны чаще и масштабнее, чем это делал Людовик IX Святой. Филипп IV Красивый снабжал доспехами и оружием многие свои войска. Даже его преемники (которые отказались от этой практики) были вынуждены оплачивать людям лошадей и снаряжение, потерянное во время военной службы. Кроме того, на королевские арсеналы в Нарбоне и Руане, которые были основаны в последние два десятилетия XIII века, чтобы впервые превратить Францию в значительную морскую державу, ложилось тяжелое бремя. Но самой значительной причиной роста военных расходов короны стал окончательный отказ в последние тридцать лет XIII века от древней системы набора войск, которая зависела от бесплатной службы владельцев фьефов и жителей некоторых городов. Эта система всегда была очень неудовлетворительной. Ее было трудно обеспечить, она предоставляла войска разного качества и энтузиазма, и она была обставлена оговорками и исключениями, основанными на местных обычаях или договорах. В XIV веке служба оставалась обязательной (если только она не была заменена выплатой в казну денег); но если раньше жалованье обычно полагалось только тем, кто служил вдали от дома или сверх обычного времени, то теперь оно полагалось всем войскам на протяжении всей кампании. В результате были созданы армии, которые были более многочисленными, лучше дисциплинированными и более мотивированными, но и гораздо более дорогими.
Не хватало упорядоченной системы национального налогообложения. Ближе всего к этому в начале XIV века французское правительство подошло в системе налогообложения церкви, которая, безусловно, была самым крупным и богатым землевладельцем королевства. Французская церковь регулярно облагалась налогами с согласия церковных соборов или (чаще всего) Папы Римского. Какой бы метод ни был выбран, преимущество обложения налогами
