Книга Как рушится надежда - Антон Сальников

уставился на пламя костра, языки которого касались подвешенного котелка. Готовившиеся блюдо овеяло меня ароматом, подобный которому можно встретить только дома на кухне. Ева вышла из дома, а я уставился на нее словно безмозглый кретин. Купленная краска для волос – отличное средство для маскировки, когда твою личность наверняка описали всем продавцам города. Огненные локоны обжигали ее части тела, придавая больше градуса этой и без того жгучей девушке. На ее плечах плавно таял закат, и цвет волос был тут совсем не причем. Темные глаза, казалось, будто зрачок и радужная оболочка составляли одно целое, судя по цветовой гамме, буквально притягивали к себе. Лишь слегка уловимая зеленная окантовка зрачка выдавала столь малый и незначительный признак земного существа. Две черные дыры с притяжением столь сильным, что шансов когда-либо выбраться не были предусмотрены природой. Правда говоря, желания избавиться от притяжения даже не возникало, я хотел окунуться с головой. Пугало только то, что при достижении черной дыры космического путешественника ждала неминуемая гибель. Что же ждет меня? Хотя чем я отличаюсь от бедолаги-астронавта? Я готов был утонуть, захлебываясь величественной красотой. Даже, если бы это не было необходимость, я бы настаивал на своей жертве прекрасному. Иначе за какие заслуги, я мог находиться рядом? Подобно Муму, я готов опуститься на дно, до последнего вздоха оставаясь преданным своему идеалу. Это лучшее, что могло со мной произойти.

– Отличный урожай – Ева улыбнулась, показав на собранные мной стволы деревьев.

– Да, пришлось потрудиться.

– Значит обед ты явно заслужил! Иди помой руки, еще пару минут и будет готово.

Я вошел в дом и увидел самодельный умывальник, который сделан из пару обрезанных бутылок, резиновых шлангов для вывода на улицу и конечно же ледяной рудниковой воды. В 15 минутах ходьбы от домика как раз бьют из-под земли ключи, порождая ледяной ручеёк.

Наличие дома с уютными самодельными предметами удобства так сильно поразили меня, что вызвали желание кричать от счастья. Громко и долго. Самое лучшее во всех этих уловках было, то, что они далеки от совершенства.

      Гречневая каша с тушёнкой и каким-то секретными специями показались особенно волшебными в тот день. Еще никогда я не испытывал подобных чувств. Как будто вся вселенная рассредоточена внутри меня, а ее просторы постоянно расширяются, и это сильнее тебя, невозможно сдержать. Сквозь сердце мерцают дальние звезды, хоть я и думал, что они безнадежно погасли. Не знаю каким образом, но их свет прямыми лучами попадал мне в глаза.

– Очень вкусно. Самые искрение слова благодарности шеф-повару!

Ева настояла на том, чтобы я поцеловал ее в щечку, но как же манили сладкие губы. Я не хотел, чтобы глупое недоразумение разрушило наши отношения и поэтому смирился с поцелуем в щеку. Но даже это поспособствовало резкому и бесконтрольному выбросу эндорфинов. Счастье било по голове щедрыми порциями.

Двое психбольных радовались обычной пищи в гуще леса, наслаждаясь тишиной и покоем. Может мы не так уж и больны, раз уж готовы отказаться от городского трафика, пафоса и псевдоценностей, ставшими символом современного общества. Погоня за материальными благами и высшей строчки рейтинга придурков в социальных сетях составляют основу человека 21 века. Те, кто отказываются жить по этим правилам, неминуемо напрашиваются на клеймение «ненормальный». Даже не столь важно, что на нем написано: психбольной, интроверт, социофоб, мизантроп, главное, что этот ярлык вешается на шею, а каждый кто поставит лайк, затягивают петлю все туже и туже. Социальная среда породила ненависть к самой себе жалкой кучки думающих людей, и чтобы они не распространили свой настрой среди уже эксплуатируемых рабов, их необходимо изолировать. Меня признали больным, только лишь потому что я другой, не такой как все. Но что, если заболело общество? Кому решать, и кому устанавливать границы нормальной человеческой психики? Я просто другой, не хочу мыслить стереотипами, так мы убиваем способность мыслить. Не хочу стремиться к материальному превосходству над соседом, поскольку это убивает чувства. Я не хочу жить по установленным нормам. Кто способен вылечить общество? Только каждый из нас, кто еще не утратил способность думать, а также чувствовать, может взяться за постройку будущего. Воспитать себя, своих друзей и близких, воспитать здоровое поколение, вот фундамент, который выдержит нагрузки, который выдержит саму жизнь.

Инстинкт выживания

По словам самой прекрасной девушки на свете, ее всему необходимому научил дедушка, в том числе он дал ей уроки выживания. Видимо он и был тем самым последним лесником, которому было дело до своей работы. Как сказала Ева, он мог целыми месяцами жить один в глуши, кормясь тем, что дает природа. Именно от него ей передались навыки охотника и рыбака, садовода и лесного повара. Прям некий кружок бойскаутов, в который решили принять меня.

Мне никогда не приходилось убивать зверей, сама мысль пустить чью-то кровь ради собственной жизни приводила меня в неистовый гнев на самого себя, но другого выхода нам не оставалось. Ловушки по проекту старого лесника мы поставили по всему периметру вокруг нашего дома. Согласовав друг с другом маршрут их проверок, мы вешали кусок яркой тряпки на уровне глаз. По мотивам вьетнамских коммунистов мы вырывали углубления в земле, устанавливали на дне острые клинья и маскировали выемку ветками. В других местах мы установили петли таким образом, чтобы жертва, попав туда не могла выбраться, а была обречена на дальнейшее затягивание веревки вокруг шеи. Даже для рыб помимо удочек пришлось мастерить ловушка. Она основывалось на страстном желании обитателей реки в ночное время подняться в мелководье на поверхность в поисках пропитания. По дну, на которое они опустятся после набивания животов обидой и разочарованием, мы проложили камни и бревна таким образом, чтобы легко было заплыть, но не столь просто выплыть, хотя на счет эффективности поднимался вопрос. При улыбке удачи дичь необходимо обескровить и выпотрошить, набить можжевельником или крапивой и положить в погреб лесника. Сам в дикой природе я бы ни за что не справился. Ева и вправду стала для меня ангелом – спасителем.

Три раза за день я должен был осматривать все ловушки. Уже спустя сутки я наткнулся на окровавленную первую жертву. Этот заяц буквально пронзил меня тем острым клином, на который он сам наткнулся при падении в яму. Только тот, что прошел сквозь меня, был острее. Он не имел осязаемой формы, но был куда страшнее. Он способен проникать в душу, оставляя за собой рваную рану, без видимого увечья для плоти. Человеческой жестокости нет разумных пределов. Ради