Книга Возвращение Пираньи - Александр Бушков

Капитан Себастьян ди Рочи являл собою не просто образецбравого испанского идальго – пожалуй, именно так выглядела извечная мечта всехгенералов об образцовом вояке. Капитан был высотой сантиметров примерносемьдесят, и хотя его, бронзового, кое-где покрывали темные пятна, следы беспощадноговремени, выглядел он впечатляюще: в безукоризненной кирасе, столь жебезукоризненном шлеме, пышных штанах буфами, сапогах без единой бронзовойморщинки. Опираясь левой на эфес картинно всаженного в землю меча, правую онпростирал таким манером, словно за сотни лет до Петра Первого и придумалчеканную историческую фразу: «Здесь будет город заложен!»

Как узнал Мазур, капитан был личностью не просто реальной –исторической. Именно он более четырехсот лет назад первым из европейцевперевалил через Анды и добрался до этих мест, чтобы по приказу вице-короляосновать город – будущий Санта-Кроче. Каковой приказ скрупулезно и выполнил.

Лениво разглядывая бронзового красавца и потягивая ледяноепиво, Мазур думал о том, что в действительности все обстояло, конечно же,иначе. Когда сюда добралась кучка упрямых кастильцев, сапоги у капитананаверняка превратились в лохмотья, как и штаны, и вряд ли он был безукоризненновыбрит, вряд ли усы были столь ухожены, как их поздняя бронзовая копия, акирасу со шлемом, ручаться можно, волокли где-то позади индейцы-носильщики,если только капитан ее вообще не выкинул по дороге. И уж, конечно, добравшисьдо этих мест, бравый Себастьян не тратил время на мелодраматические жесты, амечтал вслух если не о золоте, то уж о хорошем астурийском вине и сговорчивыхособах противоположного пола, поскольку психология солдата, в отличие отвоенной техники, с веками совершенно не меняется...

А вообще мужик, конечно, был стоящий. Как все они, мать ихза ногу, конкистадоры. Цели, конечно, были пошлейшими, средства – невписывавшимися в декларации прав человека, но все равно этих двужильных ребят сруками оторвал бы любой нынешний спецназ...

Мазур допил пиво, и официант-чоло в белоснежном смокинге,возникнув над правым плечом предупредительной тенью, бесшумно наполнил высокийбокал, дневная жара уже спала, близился вечер, и они с Кацубой сидели на улице,под тентом, подобно дюжине соседей по ресторану созерцая площадь, по которойпорой проходили такие существа женского пола, что захватывало дух.

Пока что происходящее как нельзя лучше напоминало те убогиешпионские романы, где настойчиво прокламируется, что жизнь шпиона состоитглавным образом из белых смокингов, охлажденных напитков, шикарных ресторанов ироковых красоток.

Смокингов на них, правда, не было, но оба щеголяли в белыхкостюмах, сосали исключительно охлажденные напитки, ресторан при отеле «ТресКрусес» (что означало «Три креста») был не из дешевых, а каждая вторая красоткав невесомом платье, проплывавшая по площади то-ли-девочкой-то-ли-видением, спервого взгляда казалась роковой – не говоря уж о каждой первой красотке. И этарайская жизнь – сиеста, кейф, безделье – длилась вот уже четыре дня. Так чтоуспели исчезнуть следы многочисленных прививок, хранивших от здешних прелестейвроде холеры, желтой лихорадки и вовсе уж экзотических хворей.

Не далее как вчера дошло и до красоток – не только роковых,но и, как выяснилось, сговорчивых, знавших курс доллара не хуже финансистов изНационального банка. Нужно было только знать, к которой подойти, чтобы ненарваться вместо очаровательной профессионалки на орду разъяренных мужей, отцови братьев. Кацуба в этом разбирался – как он заявил Мазуру, подобные эскападыпросто необходимы, иначе могут принять за парочку гомиков, которых здесьтрадиционно не любят. Убить не убьют, побить не побьют, но мысленно поставятклеймо, а это где-нибудь да помешает... По здешним понятиям, здоровый мужик,три дня спавший в одиночестве, – личность еще более подозрительная, нежелисубъект в темных очках, украдкой фотографирующий фасад местного генеральногоштаба.

Они обосновались в старой части города. Отель стоял наовеянной дыханием веков площади, окруженной столь же старыми, колониальнойархитектуры, домами, куда ни глянь – украшенные лепкой старинные фасады, каменноекружево на стенах, резные балконы, низкие уличные фонари. Все это сохранилосьпрекрасно, поскольку последний раз здесь всерьез воевали сто двадцать летназад, когда индейские отряды прорвались в предместья столицы и напрочь выжглинесколько кварталов. Правда, это случилось как раз на противоположном концегорода и больше не повторялось.

– А это что за индивидуум? – спросил Мазур, показываяна огромную бронзовую доску с завитушками, государственным гербом и массойпрочих дизайнерских излишеств.

Центральное место в бронзовой композиции занимал барельефдлиннобородого субъекта преклонных лет, отдаленно смахивавшего на пожилогоЭнгельса, что было, конечно же, вздором, поскольку мемориальная доска выгляделадовольно старой, а за простое упоминание об Энгельсе здесь еще двадцать летназад можно было бесследно раствориться в воздухе...

– О! – сказал Кацуба, обрадованный случаюпоболтать. – Светлая личность, доктор Кабрера.

– Эпидемию какую-нибудь поборол?

– Не совсем... Доктор юриспруденции. Ровно сто лет назад,когда скоропостижно скончался президент, сей достойный муж с «кольтом» в рукевлетел на траурное заседание правительства, пальнул в потолок и торжественнообъявил, что решил избрать новым президентом себя. Ну, во дворе стояли с полнойвыкладкой две драгунские роты, а посему правительство поспешило признать, чтоэто гениальная идея. И просидел он на троне аж двадцать два года. Это, скажутебе, был тип! – поведал Кацуба со столь гордым видом, будто самвыпестовал Кабреру и был духовным наставником. – Однажды в него пальнулазалпом целая рота почетного караула из курсантов военной академии – и ни однапуля в цель не попала, представляешь? То ли руки тряслись, то ли в самом делеему, как болтали, колдун навесил амулетик. Был еще случай... Приходит к Кабререодин из министров и объявляет: мол, двенадцать человек, все министры, хотят васубить, и я один из них, но не могу поднять руку на отца нации и спешу донести сперечислением фамилий... – Он сделал театральную паузу.

– И получил орденок? – предположил Мазур.

– Пулю в лоб он получил. Тут же. Но только не из чернойнеблагодарности, а оттого, что остальные, все одиннадцать, уже успели прийти инастучать... Мораль: лень наказуема. Ну а потом Кабрера ухитрился рассориться самериканцами – то ли цену на бананы поднял, то ли прихлопнул кого-то не того.Короче, на этой самой площади, примерно вон там, где торчит мороженщик, по его«кадиллаку» и хлестанули из трех пулеметов. Так что и амулет не помог – бытьможет, оттого, что стрелки, подозревают, были приезжими... А в общем, бывалитут нумеро уно и почище. При Убико на улицах запрещалось собираться большеодного – не фыркай, я тебе подлинный указ цитирую. И ведь сидели по двадцатьлет, черти, это тебе не Панама, где в сорок девятом за пять дней сменилось трипрезидента, да и четвертый продержался недолго... Я тебе не надоел за три дняэтими лекциями?