— Чтобы вы подумали о душе.
— Оставьте меня в покое! — со злостью проговорилая и захлопнула дверь.
Однако не успела я уйти из прихожей, как звонок сновазадребезжал — причем на сей раз гораздо решительнее и настойчивее.
— Да уйдите вы наконец! — воскликнула я,вернувшись к двери.
— Что?! — раздался с площадки раздраженный излобный голос.
Я выглянула в «глазок» и увидела перед дверью совершеннодругую тетку. На лице у нее не было и тени постной благостности и ангельскогосмирения прежних посетительниц — только смесь злобной подозрительности ижадности. Лицо ее показалось мне смутно знакомым.
— А вы кто такая? — спросила я через дверь.
— Романа Васильевича родная тетя, — сообщила теткатаким тоном, как будто представилась королевой Англии. — И нечего дуракавалять, ты меня прекрасно знаешь.
Я со вздохом отперла дверь, и незваная гостья протиснулась вквартиру. Насчет того, что я прекрасно ее знала, тетка малость преувеличила, нотеперь я вспомнила, что да, видела я эту тетку пару раз, когда Романувздумалось вести меня на сборище родственников.
Была тетка тоща, жилиста, с жиденькой светлой «химией» наголове. Чувствовалось также, что настроена тетка очень решительно.
Оказавшись внутри квартиры, она немедленно смерила менявзглядом и ядовито процедила:
— А вот ты кто такая, милочка, это еще надо выяснить!Кто ты такая и на каком основании находишься в Ромочкиной квартире!
— Здрасте вам! — не выдержала я. — А то вы незнаете, кто я такая?
— Понятия не имею! — невозмутимо ответила тетка.
— Да мы же с вами знакомы! Роман же нас знакомил!
— Эвон! — противно ухмыльнулась тетка. — Малоли с кем он меня знакомил! У него, знаешь, таких, как ты, может, двадцать было…Я, что ли, всех помнить должна?
Это была заведомая ложь, потому что Роман в отношении женщинбыл человеком спокойным. То есть за все время нашего знакомства он не дал мнеповода его ревновать. Была у него я, его устраивала, во всяком случае, он такговорил, так что от добра добра не ищут. Разумеется, я допускала, что до меня унего были женщины. И, разумеется, они бывали в этой квартире и, возможно, дажежили в ней. Но все же последний год он был со мной и даже водил меня кродственникам. Так что вовсе незачем было тетке так со мной разговаривать.
— Так что ты тут делаешь? — холоднопоинтересовалась тетка.
— Вот уж не собираюсь перед вами отчитываться! —огрызнулась я, однако невольно попятилась, потому что тощая теткина фигуравдруг на глазах стала увеличиваться в размерах и начала планомерно ввинчиватьсяв квартиру, занимая ее метр за метром, как оккупационные войска.
— Я Ромочкина тетя Ара, — проговорила эта особа,продолжая наступление.
Эти слова прозвучали на этот раз так угрожающе, как будтоона сказала «Генрих Гиммлер» или «Чикатило».
— Ну и что с того? — продолжала я попытки обороны.
— А то, что я хочу проверить, все ли в порядке вРомочкиной квартире, на месте ли все его вещи, и вообще…
Это «вообще» прозвучало особенно многозначительно иугрожающе.
— Вообще — что?
— Вообще — все! — отрезала она. — И еще разспрашиваю — кто ты такая и на каком основании здесь находишься?
— Я — его невеста… — проговорила я, проявив позорнуюслабость.
— Невеста? — повторила тетка с непередаваемымсарказмом. — Это еще проверить… да таких невест…
— Да что вы себе позволяете? — воскликнула я,собравшись с силами и предприняв попытку контратаки.
Однако это было примерно то же самое, что пытаться сдвинутьс места скалу. Тетка доросла до размеров динозавра и стояла насмерть.
— Между прочим, — заговорила она вкрадчиво ивнешне спокойно, — ты, может, не в курсе, так я напомню, что квартира этау нас с Романом совместно приватизирована в собственность.
Действительно, теперь у меня в голове малость просветлело ивозникли обрывки сведений. Роман что-то говорил о том, что в этой квартирепрописана его тетка Ариадна Аркадьевна. Вот, даже имя всплыло! По обоюдномусоглашению тетка эта жила у своей дочери, Роман же за это, кажется, подбрасывалей каких-то денег. Я не очень внимательно слушала тогда про тетку, потому чтоменя их отношения не касались. В этой квартире я не прописана, Роману пока ещене жена, так что вмешиваться в данный квартирный вопрос не собиралась.
— Я несу ответственность! — сурово говорила тетяАра, смерив меня пренебрежительным взглядом. — Несу ответственность засохранность Ромочкиного имущества! И не позволю всяким там… невестам… безместа…
— Роман жив! — вскрикнула я. — И нечего егохоронить раньше времени! И вообще убирайтесь прочь отсюда!
Вообще-то я зря начала ее гнать, но уж очень разозлилась.Тоже мне, зараза, нет бы племянника проведать в больнице, так она прежде всегоо квартире заботится, как бы чего не пропало!
— Ох, какие мы смелые! — откровенно расхохоталасьтетка. — Это кто же из нас отсюда должен убираться? Я, между прочим,родная Ромочкина тетя, законная хозяйка квартиры, а ты — вообще неизвестно кто!
— И нечего мне тыкать! — проговорила я совершенноневпопад от растерянности и безнадежности.
— Ой-ой-ой! Еще я ко всяким на «вы» будуобращаться! — проговорила тетка самым базарным тоном, уперев руки вбока. — И на «ты» тебе слишком хорошо будет! А вот я сейчас сохранностьРомочкиных вещичек проверю, а то как бы чего под шумок не пропало!
— Да что же это такое! — я уже едва неплакала. — Да что вы себе позволяете!
Но тетя Ара, что называется, вошла в раж. Она прошлась покомнате, выразительно поглядывая на разбросанные вещи, на разобранный диван,провела пальцем по двухдневному слою пыли на серванте и показала мне этот самыйзапачканный палец.
— А вот тут раньше этажерка стояла, так вот куда она,интересно, подевалась? Не продала ли ты ценный предмет мебели?
— Да Роман эту вашу дряхлую этажерку еще сто лет назадна помойку выкинул!
— А интересно, откуда тебе это знать? —подозрительно ощерилась тетка. — Тебя тогда здесь вообще не было! А ещетакая ваза была хрустальная, вот тут она стояла? Тоже ценная была вещь!
— Да разбилась ваша ваза! Разбилась! —оправдывалась я, стыдясь собственной слабости.
— Ага, — удовлетворенно проговорила тетка. —И я даже догадываюсь, кто именно ее разбил, нанеся тем самым значительныйматериальный ущерб…
— Да что же это такое! — простонала я. —Кончится этот кошмар когда-нибудь или нет?
— А вот тут ковер висел, очень художественный… олень нафоне леса… большой художественной ценности!
