— Сколько времени пройдет, прежде чем мы доберемся до Нью-Йорка? — спросил я.
— Пять или шесть часов, я полагаю. Он едет медленно, этот старый поезд, но он надежен. Только нам надо остерегаться копов. В такие часы они могут прятаться, а потом оказаться прямо рядом с тобой. Но держись за меня, Макс. Я провожу тебя к твоей лодке. Девушка тебя ждет? Она из другой страны?
В основном он был прав, так что я не стал ничего уточнять. И пока мистер Микс рассказывал какую-то историю о нигерийском моряке, которого он когда-то знал, и повторял африканские предания, услышанные от нигерийца, — я погрузился в полусон, где обрел утешение, увидев нас с Эсме, принца и принцессу Голливуда среди холмов и долин Калифорнии, предвестников и воплощений неизбежного и великолепного Будущего.
Как предусмотрительны они были, эти идиоты! «Was ist Originalität?»[32] — спрашивает Ницше. Я могу ему ответить. Это — то, что большинство инстинктивно уничтожает. И как старались уничтожить меня! Но все-таки я выжил. Я все еще жив! Они не смогли меня одолеть.
И даже тогда я знал, что не могу погибнуть. Миссис Корнелиус сказала мне это всего пару недель назад, когда пришла в мой магазин в поисках нового свитера для своего мальчика. «Ты просто непобедим, Иван!» Возможно, именно поэтому у нас всегда были с ней такие особые отношения. У нас есть общее, весьма завидное достижение — мы пережили большую часть двадцатого века.
Настроив фитиль своей миниатюрной лампы так, чтобы она давала только минимум света, мистер Микс открыл книгу, отметив с некоторым удивлением мое спокойствие и способность быстро восстанавливать силы.
— Ты не так уж слаб для белого мальчика.
— Мы, Питерсоны, — сказал я ему, — очень выносливы.
Глава вторая
Эти вагоны для скота всегда приводили меня в уныние. Они пахнут и выглядят почти одинаково в России, Америке, Северной Африке и Германии, и, независимо от обстоятельств, путешествовать в них унизительно. В поезде непременно окажется по меньшей мере один громила, который примется терроризировать пассажиров. Мы с Джейкобом Миксом были избавлены, по крайней мере в ту ночь, от звука ботинок на металлической подошве, который доносится с крыши и несет невидимую угрозу. Как им нравилось мочиться на нас! И мы были признательны, если они этим и ограничивались. Люди, оплакивающие окончание паровой эпохи, оплакивают романтический миф, а не ужасную реальность, с которой многим приходилось сталкиваться.
Мистер Микс оказался человеком, наделенным кое-какими интеллектуальными амбициями. Он занимался самообразованием — пусть примитивным и нелепым — и потому был куда более приятным спутником, чем я ожидал поначалу.
Добросердечный, способный к самосовершенствованию негр — одно из лучших существ в мире. Ему не хватает сложных интеллектуальных ресурсов, но этот недостаток восполняется иными достоинствами — верностью и цельностью. У него нет времени ни для темнокожих бездельников, ни для «белого мусора». Таким образом, поскольку я не мог спать и хотел отвлечься от тревожных мыслей об Эсме, то с превеликой радостью вовлек Джейкоба Микса в разговор. Оказалось, он родился в Алабаме, но приехал на север, в Филадельфию, чтобы работать на заводе во время войны. Война закончилась, и белые пожелали занять свои прежние должности. Он делал разную черную работу, чтобы хватало на хлеб, но как раз сегодня решил все бросить и попытаться найти место на корабле, отплывающем из Нью-Йорка. Меня это совпадение обрадовало.
— Выходит, мы движемся в одном направлении!
— Полагаю, так, — сказал мистер Микс и снова продемонстрировал свою неописуемую дикую усмешку.
Я нашел друга и проводника в городских джунглях, зверя, превосходно приспособившегося к выживанию в современном мире. Было вполне логично сообщить ему, какому именно человеку он оказал поддержку. Я постарался по возможности кратко рассказать ему о своей жизни и планах. Не помню, как я заснул.
Поезд сильно тряхнуло, и я проснулся от страшного холода. Еще спавший Джейкоб Микс откатился немного в сторону. Его лицо оказалось рядом с моим, тогда он открыл глаза и подмигнул.
— Мы, должно быть, в Джерси-Сити.
Он посмотрел сквозь щели в стене на серое предрассветное небо, потом поднялся на ноги, стряхнул солому с потертого одеяния и расправил рубашку. Когда мистер Микс приоткрыл дверь вагона, я увидел только облако и несколько чаек, но звуки, доносившиеся ранним утром из порта, нетрудно было узнать. Я слышал их в Одессе и в Константинополе. Сердце мое радостно забилось. Мы добрались до доков! Теперь все, что нам оставалось сделать, — это отыскать пирс, куда причалит «Икозиум». Я хотел выскочить за дверь и броситься к воде. Я чувствовал запах соли, моторного масла, бриза. Esme, meyn bubeleh. Es tut mir leyd. Esmé! Esmé![33] Я посмотрел на часы. Если все шло по плану, то судно уже стояло в доке, но пассажиры еще не высадились. Я забыл номер пирса, но кто-то из чиновников обязан был помочь мне.
— Хорошо, полковник. — Мистер Микс внезапно распахнул дверь и подозвал меня к себе. — Беги вон к тому штабелю ящиков, прямо вперед. И побыстрее, парень!
Я легко спрыгнул на бетонный перрон оживленной сортировочной станции, окруженной подъемными кранами, большими локомотивами и товарными вагонами разных типов; мне удалось быстро добраться до ящиков и втиснуться в маленький проем, оставленный небрежными грузчиками. Мистер Микс присоединился ко мне почти тотчас же.
— Ты и бегаешь хорошо, — сказал он. — У тебя столько же опыта, сколько и у меня?
(Я запомнил эти вопросы, потому что они казались мне совершенно загадочными. Я совсем не понимал их. Иногда я полагал, что мой спутник всего лишь бессмысленно повторял фразы, которые он где-то слышал или читал, не задумываясь о содержании.)
Он приподнял мою левую ногу и осмотрел ее. Там появилось несколько мозолей, и носок превратился в изодранную массу из крови и хлопка. Мистер Микс, кажется, предложил сначала позаботиться о моей ноге, но я стремился к «Икозиуму».
— Как ты собираешься туда попасть, не имея бабок? — спокойно спросил он.
— Мне не нужны деньги, чтобы добраться до пирса, мой дорогой друг.
— Но тебе нужны три цента, чтобы сесть на паром. — Микс указал на полосу грязной воды, в которой плавало великое множество мусора. — Это — Гудзон, парень. Я думаю, пристань кунардеров[34] там, на манхэттенской стороне.
Я предполагал, что поезд отвезет меня прямо к причалам, как в Одессе! Как глупо было рассчитывать на самое очевидное! У меня не осталось денег. И все мои документы лежали в украденном бумажнике. Но, по крайней мере, у меня был спутник, который знал, где мы находимся.
