— Конечно, — я встала со скамейки и закатала рукава кофты повыше. — С удовольствием помогу вам, дорогая Джоджо. Кстати, почему вы — Джоджо? Разве это имя?
— Госпожа Бонита так меня называет, — буркнула служанка, немного нервно поправляя чепец.
— А на самом деле вас зовут?..
— Джоджин, — сказала она с некоторым удивлением, будто только сейчас вспомнила своё настоящее имя, но сразу же торопливо поправилась: — Только вы так не называйте. Госпожа Бонита любит, чтобы всё было так, как она сказала.
— Хорошо, — легко согласилась я. — Дадите фартук?
Джоджо вытащила из сундука белый фартук, который я вполне могла обернуть вокруг талии дважды, и сняла с огня закипевший чайник. Водрузив его на поднос, она поставила туда же семь чашек, стеклянную баночку с медом, тарелочку с галетами и унесла наверх, вернувшись с грязной посудой от ужина. Почти всё овощное рагу осталось на тарелках, и служанка аккуратно сгребла его обратно в котелок, а котелок повесила над огнем.
— Что вы делаете? — спросила я озадаченно.
— Как — что? — ответила Джоджо, вооружаясь деревянной ложкой и энергично помешивая варево, которое вскоре забурлило. — Нам ведь надо что-то поесть. Или вы не голодны?
— Не голодна, — тут же отозвалась я, и меня замутило, как на палубе «Звезды морей». — Спасибо, я обойдусь хлебом и чаем, с вашего позволения.
— Как хотите, — служанка обиделась и не скрывала этого. — Только вот что я вам скажу… По вам видно, что вы — барышня не из простых, и к тяжелому труду не привычны. Руки у вас — как шелк. Только в этом доме никто с вами нянчиться не станет. Госпожа Бонита — она знаете, какая? У неё не забалуешь. И другой еды вы тут не получите. А не станете есть — протянете ноги через месяц, если не меньше.
«Вы там и месяца не продержитесь», — услышала я как наяву голос мамаши Пуляр.
Противный холодок пробежал по спине, и я передернула плечами. Неужели, я ошиблась? И вместо богатого, спокойного дома попала в сумасшедший дом, где хозяева жадные, как братец Яков из детской песенки, который пожалел снега зимой. Не поспешила ли я со своим рискованным планом? Может, сбежать, пока не поздно?..
— Сударыня, — позвала я служанку, и она оглянулась на меня через плечо, недовольно морща лоб. — Если вам так не нравятся обитатели этого дома, зачем вы продолжаете здесь служить?
Джоджо отвернулась так резко, что я немедленно поняла: обиделась насмерть. Но что же заставляет её жить здесь, питаясь объедками с господского стола и терпя пренебрежительное отношение?
— Я дала слово, что позабочусь о них, — сказала служанка глухо. — Логан был слабенький, как кролик… Он бы точно не выжил… А вообще, — она встрепенулась и загремела ложкой о котелок, — а вообще, это не вашего ума дело, барышня. Наливайте воду и ставьте на огонь, чтобы согрелась. Надо поесть, помыть посуду, а потом идти спать. В этом доме встают рано.
Глава 3
За оставшийся вечер Джоджо стала немного разговорчивее, и я узнала больше об обитателях дома. Признаться, особенно меня интересовал глава семейства, с которым я уже была знакома, но предпочитала об этом помалкивать. Господин Тодеу де Синд разбогател, занимаясь морской торговлей. Ему принадлежали десять кораблей, семь из которых сейчас находились в плавании, забрав в качестве торгового груза соль, а три корабля стояли на якорях в бухте. По забавной случайности, корабль «Звезда морей», который привез меня сюда, принадлежал именно господину де Синду. Кроме того, он получил от короля освобождение от налогов, потому что на свои средства содержал городской маяк.
— Он семь лет как вдовец, — откровенничала Джоджо, вытирая тарелки, которые я мыла в корыте. — Дома бывает редко, занят только работой. Правильный господин, очень правильный. Характер, конечно, тяжелый, но и жизнь у него была не легкая.
Про себя я посмеялась над заблуждениями служанки по поводу правильности её господина, но не позволила себе и полуулыбки. Судя по всему, господин Контрабандист был единственным, в ком Джоджо не усмотрела недостатков. Не ему ли она дала слово заботиться о детях?
— Наверное, характер у господина Тодеу слишком тяжелый, — подбросила я новый вопрос, — если он не нашел себе другую жену. Или он так любил госпожу Карину…
— Вот любовь здесь точно ни при чем, — уверенно заявила Джоджо. — Хозяин на такие глупости не разменивается. Госпожа Карина была не из тех, кого любят по гроб жизни. Не красавица. Далеко не красавица, что уж скрывать. Хозяин взял ее в жены, потому что она была тиханькая и скромная, такая уж скромная… — служанка вытерла последнюю тарелку и повесила полотенце сушиться. — Фух, вот и закончили. Теперь спать.
— Можно ли мне помыться перед сном? — спросила я, забирая со скамейки свои вещи.
— Мойтесь, — разрешила служанка. — Чего-чего, а на воде в этом доме не экономят. Только сами согреете, и сами потом проследите, чтобы очаг прогорел.
— Не беспокойтесь, сударыня, — заверила я её. — Всё сделаю, как надо.
Она покачала головой, глядя на меня с неодобрением:
— И всё-таки, не похожи вы на служанку. Не место вам здесь.
Я предпочла не продолжать эту тему. Здесь или не здесь — посмотрим. А пока я хотела только выкупаться и поскорее надеть чистую рубашку.
Джоджо показала мне комнату — маленькую, чистенькую, с окном, выходившим на сторону моря. Кровать без полога, но посредине комнаты стояла жаровня, в которой теплились угли. Кроме кровати из мебели здесь были только сундук и широкая скамеечка на изогнутых ножках.
— Жаровню вот вам разожгла, — объяснила Джоджо, опуская шторы. — Так будет теплее. Вы не смотрите, что комната у входа, служанкам нравилось здесь жить.
— Меня всё устраивает.
— А моя комната на втором этаже, — продолжала Джоджо, — рядом с комнатой госпожи Бониты. Ей иногда не спится по ночам, поэтому я должна быть рядом. В семь часов вам надо будет затопить печь и поставить чайник. Если будут стучать в двери, не открывайте, а сообщите мне.
— Понятно, сударыня.
— Постельное бельё я вам принесла, свечу оставлю, — служанка поставила подсвечник на скамейку, — ванная комната для прислуги — рядом, господа моются на втором этаже, но всё равно старайтесь не слишком шуметь.
— Буду очень осторожна, — заверила я её.
— Надеюсь на это, — проворчала Джоджо, пожелала мне спокойной ночи и ушла.
Наконец-то я осталась одна. Хотелось рухнуть в постель и не двигаться до самого утра, но я заставила себя разобрать чемоданчик, достала чистую сорочку, потом натаскала воды для умывания.
Какое наслаждение — вымыться в человеческих условиях, душистым мылом, а потом завернуться в простынь, пахнущую лавандой.
Я в трех водах прополоскала волосы, а потом долго расчесывала их, сидя у кухонного очага, дожидаясь, пока прогорят угли. В доме было тихо, и только где-то снаружи глухо рокотало море, ворочаясь возле берега. Но теперь этот рев не казался мне угрожающим. Наоборот, будто кто-то напевал колыбельную песню без слов, повторяя раз за разом: Миэль, теперь всё будет хорошо.
