— Она идет за нами по пятам от самого Сидона, — сказал кормчий, — и все надеется, что кто-нибудь умрет и его выбросят за борт…
— А я пришел сказать, — прервал я моряка, — что здесь на корабле в мешке спрятан один наш мальчик из Авали.
Кормчий приподнялся и строго посмотрел на меня.
— Смотри говори правду!
— Взгляни сам! Может быть, его украли, чтобы продать в рабство.
— Пойдем, покажи мне!
Кормчий спустился по лесенке, и мы пробрались на нос корабля. Кожаный мешок теперь отодвинулся в сторону и лежал около самого борта.
Кормчий нагнулся над мешком, толкнул ногой и стал ощупывать толстую воловью кожу.
— Чей это мешок? — обратился он к лежавшим в разных положениях путникам. — Чей мешок, я спрашиваю?
Лежавшие поворачивались, подымались, некоторые подошли к мешку, но никто не признавал его своим.
— Разбудите-ка еще тех молодцов! — указал кормчий на людей, среди которых лежал путник со шрамом на ноге.
Их растолкали. Человек со шрамом на ноге, притворно зевая и усердно протирая глаза, отвечал:
— Не знаем, не знаем мы этого мешка. Зачем напрасно будите?
Тогда кормчий разрезал ремешки, которыми были затянуты края мешка.
Оттуда показалась взъерошенная голова Гамалиеля, а потом вылез и он сам.
Он держал в руке несколько смокв.
— Ты как сюда попал? — спросил кормчий.
Гамалиель замычал в ответ и показал лицом и руками, что он немой и не может говорить.
— Это наш авалинский мальчик, сын рыбака, — сказал я и закричал:
— Гамалиель, косой заяц, да говори же ты!
Он бросился ко мне и стал шептать мне на ухо:
— Не могу я говорить. Те люди, которые меня схватили и засунули в этот мешок, мне приказали молчать, о чем бы меня ни спрашивали. Иначе они меня выпотрошат, как куренка.
Гамалиель зажал рот ладонью и, со страхом оглянувшись кругом, снова стал мычать, трясти головой и больше не отвечал на вопросы.
— Ну-ка, пойдем со мной к управителю корабля, — сказал кормчий, взяв Гамалиеля за руку.
Под площадкой на корме была устроена маленькая каюта с окошком, затянутым пестрой занавеской. Оттуда выглянул старый человек. Кормчий рассказал, в чем дело. Управляющий кораблем пропищал в окошко:
— Я сюда поставлен нашим хозяином Макаром, чтобы ничего на корабле не пропало и чтобы богатства Макара росли и множились. Если мешок не имеет владельца и найден на корабле моего хозяина, значит, он будет принадлежать ему. Хитрый мальчишка не хочет говорить, потому что он лгун и обманщик и хотел проехать даром. В наказание за обман мальчик тоже станет рабом Макара.
Тут Гамалиель вытаращил глаза и завопил:
— Я сын свободного сидонского рыбака! Мы никогда рабами не были, и я тоже не хочу быть рабом!
— Я так сказал, и так будет! Кормчий Бен-Кадех, держи его около себя, а если он захочет убежать, надень ему на шею деревянную колодку.
Управитель задернул занавеску, и оттуда послышался его тонкий, визгливый кашель.
Кормчий взял за руку Гамалиеля и пошел с ним наверх, на площадку.
Гамалиель не упирался, перестал плакать, почесал затылок и еще больше растрепал свои вихры.
— Как только за мной станут меньше смотреть, я убегу, — шепнул он мне.
Мы с Гамалиелем сели. Кормчий стоял, расставив ноги. Лицо его было угрюмо, и он не глядел на нас. Про себя я бранил его за то, что он не хочет помочь Гамалиелю. Вдруг мой товарищ воскликнул:
— Смотри, Эли, на эти лодки! Здесь ведь ловят рыбу наши авалинские рыбаки.
Стая черных лодок широко рассыпалась по морю. Рыбаки тянули и выбирали в лодки длинный невод. Рыба, застрявшая в петлях сетей, сверкала серебряными искрами.
— Эли, берегись человека со шрамом! — крикнул Гамалиель, вскочил на борт корабля и спрыгнул в воду.
Быстро поплыл он к лодкам. Он плавал хорошо, как сын рыбака. Но до лодок было не близко.
На ближайшей я узнал старого рыбака Месуллама, его трех сыновей — Харима, Элама и Асура. Только бы Гамалиель доплыл до них — они уж никому не отдадут его!
Кормчий сделался грозным и страшным. Схватив трубу, он закричал:
— Скорее весла! Спустить парус!
Надсмотрщик гребцов повторил его крик. Защелкал бич, будя заснувших гребцов, и двадцать два тяжелых весла ударили по воде. Завизжал деревянный блок, и перекладина с парусом плавно скользнула вниз.
— Правой назад, левой вперед! — кричал кормчий.
Гребцы напряглись. Правые, вскочив, изо всех сил гребли веслами назад, левые нажимали вперед, и корабль, сдерживая бег, повернулся и направил нос в сторону Гамалиеля.
Кормчий, пригнувшись, стоял, как хищный зверь, готовый прыгнуть. В руке он держал тяжелый гарпун с острым крюком на конце. Неужели он так предан хозяину, что хочет пронзить гарпуном худенькую спину Гамалиеля? Мой товарищ, извиваясь, как угорь, плыл вперед, иногда оглядывался и старался скорее отдалиться от корабля.
— Весла вперед! — кричал кормчий.
Корабль дрогнул под ударами весел и усилил ход. Мы уже были недалеко от Гамалиеля. Я видел ясно его мокрые, слипшиеся волосы и как он сплевывал воду, попадавшую ему в рот.
Тут я заметил невдалеке от Гамалиеля блестящий черный плавник акулы.
Он несся по воде, как нож, чертя за собой пенящуюся полосу. Сейчас чудовище приблизится, повернется брюхом кверху и острыми зубами схватит добычу. В прозрачной зеленоватой воде затемнело коричневое туловище акулы, засветилось ее белое брюхо с темными пятнами. В это время, со свистом рассекая воздух, пронесся тяжелый гарпун, брошенный уверенной рукой кормчего, и впился в толстый живот акулы. Она сделала громадный прыжок. Ее хвост взметнулся, и она скользнула мордой вниз, желая скрыться в темной глубине моря. Но крепкая крученая веревка, привязанная к гарпуну, натянулась, как струна, и удержала чудовище. Темно-красной кровью замутилась вода.
— Правой назад, левой вперед! — загремел голос кормчего.
Опять запенилась вода под веслами гребцов, опять повернулся корабль.
— Подымай парус! Убирай весла!
Перекладина с парусом опять поднялась к вершине мачты, полотно наполнилось ветром.
— Жирная свинья! — со смехом сказал кормчий, грозя кулаком акуле. — Теперь целую неделю ты будешь кормить своим салом наших гребцов.
Мне видно было, как седая борода рыбака Месуллама склонилась над водой: с одним из сыновей он втаскивал в лодку тощего Гамалиеля. Рыбаки что-то кричали, а наш корабль, подгоняемый ветром, уже несся прочь от авалинских лодок.
Шесть корабельщиков подтягивали еще живую акулу, а двое стояли с поднятыми тяжелыми железными топорами, чтобы добить ее.
