– Это он от стресса, – заступался Сан Саныч заБейсика, – Надя, как ты не понимаешь, у животного сильный стресс, онпереехал в другую квартиру, да тут еще собака…
– Это он вчера собаке устроил сильный стресс, –ворчала Надежда, – чуть всю морду не расцарапал!
За ужином муж выслушал Надеждин отчет о встрече Анинойдочери весьма равнодушно, его больше беспокоил вопрос, как уговорить котасменить гнев на милость и перестать третировать сенбернара.
А поздним утром позвонила Лиза Самохвалова. Вот она как разочень дотошно расспрашивала Надежду про приехавшую девушку и взяла даже телефонНадеждиной квартиры, чтобы позвонить и расспросить про свою умершую подругу.
– Никого у Танечки не осталось, никаких родственников,да еще со здоровьем нелады, – сокрушалась она. – Вообще-то Аня сдетства с ней мучилась, уж очень болезненный была Таня ребенок. У нее ведь созрением-то стало плохо еще с детства. Жили они летом в деревне, Танечке летдесять было, ну сами понимаете, дети есть дети. Залезли они с подружками насеновал, а у Тани, видно, голова закружилась или просто поскользнулась. Вобщем, упала она с лестницы. Высота там приличная была, да она еще упала такнеудачно, голову расшибла. Ну, конечно, сотрясение мозга, рана на шее сильная,зашивали, шрам даже остался… А когда все зажило, то стала она хуже видеть. Ятогда Аню очень звала к нам, чтобы здесь врачи обследовали ее и как следует всепроверили. Но она все собиралась, собиралась, а потом вроде бы получше стало,приостановили процесс. А сейчас вот, видно, опять началось от переживаний…
– Она сказала, что пойдет сегодня в глазной центрпрофессора Сидорова. Что у нее туда направление, – вставила Надежда.
Тут у Лизы заплакал ребенок, и она повесила трубку. Надеждатоже повесила трубку и задумалась, проверяя свои ощущения. Девушка, которую онавстретила вчера на вокзале, не производила впечатление сильно болезненнойособы. Напротив, вид у нее был вполне здоровый – гладкая кожа, хорошая осанка,уверенная походка…
Надежда очнулась от подозрительных звуков.
Оказывается, кот висел на шелковых занавесках в гостиной,шипя и раскачиваясь, а сенбернар испуганно забился в угол. То есть он пыталсяэто сделать, но не было в гостиной такого большого угла.
Надежда вытолкала пса из гостиной и заперла в Вовкинойкомнате – там мебель попроще. Коту она бессильно погрозила кулаком.
– Вот молодец Саша – бросай, говорит, работу,отдохнешь, в санаторий съездишь! Отдохнешь тут с ними, как же, как бы всумасшедший дом не угодить вместо санатория!
Занимаясь мелкими хозяйственными делами, Надежда уговариваласебя не ходить сегодня в свою квартиру. Однако получалось, что обязательнонужно это сделать, поскольку кое-какие мелкие вещи были просто необходимы,например форма для теста или фен. У невестки был какой-то супермодный,немецкий, с несколькими насадками, Надежде такой ни к чему. Уверив себя, чтобез фена ей ни прожить ни дня. Надежда Николаевна снова провела воспитательнуюбеседу с котом и поспешила к себе.
* * *
День был дождливый, и Татьяна обрадовалась – можно невыходить из дому, можно отложить то, за чем она собственно и приехала вСанкт-Петербург. Она тут же устыдилась своего малодушия, заставила себяпозавтракать и выйти из дома. В этом городе всегда дождь, он не должен ейпомешать. Она поехала на метро и вышла в центре. Хотелось пройтись по городу,освоиться в нем после долгой разлуки.
Оказалось, город не так уж изменился, или просто она зашесть лет мало что забыла, хоть и усиленно пыталась забыть. Вместо того чтобысосредоточиться на деле, она отдалась во власть воспоминаний, и ноги самипривели Таню на Финляндский вокзал.
Она купила билет до Комарова, села в первую же электричку иуставилась в окно.
День был будний, народу в поезде немного.
Опять пошел дождь, и по стеклам побежали параллельные штрихикапель. Как тетрадка в косую линейку. Таня задумалась, погрузилась в своимысли. Она вспоминала другое лето, другую жизнь… шесть лет назад. Тогда онабыла здесь счастлива, очень счастлива, и ей казалось, что дальше все будеттолько лучше… Боже, какой она была наивной дурой!
Она вспоминала старую дачу, веранду с цветными стеклами впереплетах… от этих стекол на белую крахмальную скатерть ложились яркиеквадраты – оранжевые, синие, зеленые.
Во главе стола сидела крупная, величественная старуха.Царственным жестом она протягивала руку за фарфоровой сахарницей, наливала встаринные бирюзовые с золотом чашки темно-янтарный, ароматный чай… где-товдалеке раздавался мерный, мощный шум, словно спокойное дыхание великана – этоморе напоминало о своем присутствии…
– Станция Комарове! – громко объявил голос вдинамике, и Таня едва успела выскочить на мокрую платформу. Двери захлопнулись,и поезд, медленно разгоняясь, уплыл в сторону Зеленогорска.
Хмурое небо никак не вязалось с июнем. Мелкий дождь сеялсяуныло, как докучный собеседник. Таня открыла зонт и перешла пути.
Она сразу вспомнила дорожку, по которой не раз ходила темлетом. Конечно, вокруг очень многое изменилось, в этом тихом, элитномакадемическом поселке выросли, как грибы, роскошные коттеджи и загородные домановых хозяев жизни, но некоторые старые дачи выстояли в борьбе за существование.Теперь, в новом окружении, они казались маленькими и жалкими, но вместе с темвнушали невольное уважение…
Таня свернула налево, миновала огромную старую ель, прошлаеще один квартал и наконец увидела ту самую дачу. У нее был печальный, запущенныйвид, еще более унылый под этим серым небом. Давно некрашеная веранда посерелаот дождя, но цветные стекла кое-где сохранились, и оранжевый квадрат вдругбросил ей в лицо обманчивый солнечный блик.
«Чай надо пить обязательно из старинного фарфора, – говорилавеличественная старуха, передавая чашку, – тогда у него совсем другойВкус!»
Из старенького магнитофона лились звуки гитары – «Над небомголубым есть город золотой…»
На клумбе перед домом пышно цвели тигровые лилии, и жизньказалась прекрасной и бесконечной.
Теперь участок покрывал густой мокрый бурьян, лебеда,репейники. От клумбы не осталось и следа.
Как и от всей той жизни, радостной и наполненнойсобытиями, – от нее тоже не осталось ни следа…
Хотя нет, один след, конечно, остался, и она об этом никогдане жалела и никогда не пожалеет…
Против воли на нее нахлынули воспоминания, запретныевоспоминания, убранные на самую дальнюю полку.
Она вспомнила жаркую летнюю тьму и пробегающие по стенепятна света – отсветы последней ночной электрички, и свое платье, стекающее соспинки стула, как лягушачья кожа из детской сказки…
Она вспомнила сильные, горячие руки, запах волос… той ночьюэти волосы пахли дождем, и дождь ровно и спокойно шумел за окном, как будторассказывал ей длинную увлекательную историю, историю, которую ей еще толькопредстояло пережить… историю, в которой будет любовь и верность, и эти руки,эти губы, эти волосы…
