— Услышал тебя. Ты что скажешь, Виктор Леонидович?
«Виктор Леонидович» — это Колесов, рекламщик. Конфликтов я с ним не имею, но и симпатии не испытываю в силу своих человеческих предпочтений. Я люблю понимать людей, а общаться с Колесовым — это будто сидеть на пороховой бочке. Один день он фонтанирует гениальными идеями, воодушевляя целый отдел, а уже на следующий запирается у себя в кабинете и на каждую попытку обратиться к нему по рабочему вопросу, упавшим голосом сообщает, что его постиг творческий кризис и сегодня он к конструктивному общению не расположен. Возможно, такова оборотная сторона креативности, но лично я отказываюсь ее принимать, ибо она мешает выполнению поставленных задач. Вряд ли креативность и дисциплинированность — взаимоисключающие понятия.
— У меня даже концепт баннера под это дело есть, — Колесов начинает постукивать по столу ручкой, копируя манеру генерального. — Тот, который по стилистике в «Гранат» не прошел. На масс-маркет впишется идеально.
Я бесшумно выдыхаю: Виктора удалось застать в стабильном состоянии. И тут же напрягаюсь, когда слышу резкий голос, пропитанный снисходительностью:
— Я так понимаю, парой нехитрых фраз мои коллеги дали свое согласие на идею предложенную нашей многоуважаемой Миррой Георгиевной. К сожалению, не могу разделить их энтузиазма, — холодный взгляд мажет меня по щеке, и мне стоит усилий не потереть это место.
Гордиенко Матвей, заместитель Андреева, и по совместительству злопамятный мудак, на регулярной основе вставляющий мне палки в колеса. Причина его нелюбви ко мне банальна до смешного: эго властного босса не выдержало отказа молодой сотрудницы, пришедшую в компанию на должность простого менеджера.
В первые месяцы моей работы в «Ландор» Гордиенко самолично взял надо мной шефство, якобы для скорейшей адаптации на рабочем месте. Подобное внимание руководства имело простое объяснение: интерес Матвея Андреевича был вовсе не профессиональный. Неоднократные предложения довезти меня до дома после затянувшегося трудового дня, нарочитые касания и СМС с приглашениями провести выходные вместе шли в разрез в моими представлениями о рабочей этике и отношениях, в которых я на тот момент состояла, что в один прекрасный день я ему и озвучила. Тогда, не имея достаточного опыта, я жутко волновалась и тщательно подбирала слова с целью не обидеть вышестоящее руководство, но, как выяснилось, зря. Гордиенко было наплевать на форму моего отказа и в последствии я много раз жалела, что попросту не ткнула ему в лицо средний палец. Мудак покинул мой кабинет со словами «Ты пожалеешь, дорогуша», и с того дня делал все, чтобы так оно и было. К его несчастью, любимчик номер четыре у Андреева — это я, и помешать моему карьерному росту Гордиенко не смог, как не старался.
— Поясни, Матвей Андреевич, — великодушно распоряжается генеральный.
Презрительный взгляд заместителя покидает мое лицо, и сам он целиком разворачивается к Андрееву. Плохой знак.
— Наш бренд — признанный знак качества по всему миру, штамп элиты. Ежедневно миллионы женщин видят нашу рекламу по телевидению, интернету и на страницах глянцевых изданий. Рекламируют ли нашу продукцию простые обыватели? Нет. Потому что косметика «Ландор» — не для всех. Отдел продаж в лице Мирры Георгиевны пытается выполнить свою единственную функцию — продавать, но мы с вами… — эти слова Гордиенко произносит с нажимом, — как руководители обязаны смотреть дальше. На нас лежит миссия поддержания имиджа, и этот имидж, мы с позволения сказать, вымажем в грязи, если встанем на один прилавок с кремами «Аленка» и «Буренка».
Я стискиваю зубы. Мстительный идиот. Где бы ты был со своей миссией, если бы не многомиллионные продажи, которые обеспечивает мой отдел? Будучи в курсе консервативности Андреева, он нарочно представляет «Аэлиту» низкосортной торговой сетью, хотя это далеко не так. Сегмент «Аленок» — это одна полка, а в остальном магазины Лисицыной представляют именитый масс-маркет, перемежающийся «средним» премиумом.
Карандаш выпадает из рук генерального, и он задумчиво поджимает губы. Знак — хуже не придумаешь. Это означает, что он возьмет время на раздумья, а позже вызовет Гордиенко к себе, чтобы еще раз все обсудить. Моя задача — попасть к нему раньше. Аргументов, чтобы оспорить потенциальный ущерб имиджу компании у меня масса, но сейчас их лучше не озвучивать, чтобы не перегружать генеральному мозг.
— Хорошая была идея с «Аэлитой», Мирра, — намеренно задержавшись в дверях, Гордиенко одаривает меня издевательско-сочувственной улыбкой. — Страшно подумать, какие денежные бонусы она тебе сулила. Я давно говорю Андрееву, что нашей компании твой провинциальный стиль работы не подходит.
Я осматриваю его модный пиджак на предмет несовершенств вроде налипшей нитки, но ничего не нахожу. Это не мешает мне придвинуться к нему вплотную и несколько раз провести по плечу, чтобы смахнуть невидимую пыль.
В этот момент мимо нас проходит Сережа Ледовский, и мне приходится значительно понизить голос, чтобы не травмировать его интеллигентную психику.
— А не пошел бы ты на хуй, Матвей Андреевич? Надеюсь, ты меня ясно услышал?
Я не позволяю себе насладиться тем, как его тонкие, словно рыболовная леска губы примут форму обруча, и, развернувшись, ухожу. Этой фразой я только что перевела нашу многолетнюю холодную войну в кровавую бойню.
ПМС у меня, что ли? Конечно, нужно было сдержаться — пять лет ведь удавалось. К счастью, подобная выходка не грозит мне увольнением: я слишком ценный сотрудник, Андреев не сентиментален, и к тому же объяви Гордиенко об оскорблении — в офисе его засмеют. Но проблем у меня однозначно станет больше. С другой стороны, должны же в моей жизни быть какие-то радости. Никита, будто почувствовав, что дело идет к разрыву, стал еще более занятым, пробежки в парке пришлось отменить из-за недели дождей, а выходные я провела дома с книгой, потому что Вика, с которой мы договорились сходить на концерт, в последний момент уехала лечить заболевшего любовника. И Савва мне конечно больше не пишет — ведь я удалила приложение.
10С работы я выхожу в положенные семь вечера, не задержавшись в офисе ни минутой дольше. Такое случается, когда Андреев решает провести время с семьей и уезжает домой после обеда. Это играет мне на руку, потому что Гордиенко, отчаянно желающий меня размазать, не имеет возможности попасть к нему в кабинет. Сражаться за контракт начну завтра — сегодня морально истощена.
Сейчас я нахожусь в том редком состоянии, когда возникает слабовольное желание пожаловаться кому-нибудь. Рассказать, с каким трудом я добилась встречи с Лисицыной, как тщательно готовила предложение по ценам и каким непростым на деле вышел разговор.
Лисицына — циничная сорокадевятилетняя тетка, из тех, кто прогрыз путь к большому успеху сам. С такими редко бывает легко, но мне, пусть и не сразу, удалось найти с ней общий язык. И все это может пойти прахом в случае, если мстительному мудаку Гордиенко удастся настоять на своем. Жаловаться генеральному на предвзятость его заместителя смысла не имеет — на гендерную принадлежность в нашей компании закрывают глаза. Хочешь руководить — не создавай проблем.
