Испражнений злая жижа Из проклятого Парижа, Сатанинского дерьма Круговерть и кутерьма, В черном вареве говна Вас утопит Сатана.
Деньги не пахнут
Париж в XVIII веке агрессивен по отношению ко всем чувствам потенциального бездельника. Чтобы удовлетворить бесконечные потребности населения, растущего с невероятной скоростью, в столице постоянно что-то строится, и вредные воздействия на окружающую среду здесь достигают поистине дантовского масштаба. В отличие от того, что происходит в небольших городах и в сельской местности, здесь становится все больше домашних уборных, однако старые привычки живучи. Это видно, например, из полицейского предписания от 1777 года, напоминающего о ранее установленных правилах «касательно самых распространенных нарушений». Одна из статей запрещает всем частным лицам, независимо от занимаемого положения, «как днем, так и ночью выбрасывать в окна фекалии и другие помои»[53]. Привычка вести себя подобным образом свойственна и Версалю, где первый «английский кабинет» появился с опозданием, во времена Людовика XV. Возможно, объяснение живучести традиций дал Луи-Себастьен Мерсье, обличавший «гнилостные миазмы» и «ядовитые испарения», выделяемые дворовыми уборными, этими «опасными креслами», способными «привести в ад». Он советует своим читателям не пользоваться ими, а справлять нужду на свежем воздухе[54]. Столь негативный ольфактивный опыт мог поспособствовать тому, что современники отказались от туалетов, которые не были еще «удобствами» в полном смысле слова. Сильные мира сего, впрочем, были в этом отношении не в лучшем положении. Свидетельством тому служит, например, письмо, которое принцесса Палатина, Елизавета Шарлотта Пфальцская, невестка Людовика XIV, писала крестной. Вспоминая о пребывании при дворе в Фонтенбло, где в ее доме нет удобств, она горько сетует: «…мне приходится испражняться на улице, что меня злит, потому что я привыкла делать это с комфортом, а когда зад ни на что не опирается, никакого комфорта нет. Кроме того, это происходит на виду у всех; мимо ходят женщины, мужчины, девочки, мальчики, аббаты и швейцарцы»[55].
В отличие от фекалий, деньги не пахнут, и в Новое время экскременты начинают приносить существенный доход. Как и моча, необходимая для функционирования некоторых профессий и очень широко используемая в медицине, фекалии могут обогатить того, кто их производит. Врач Жан де Рену в 1624 году сообщает, что его собратья используют крысиный помет против камней в почках и печени, собачий — для лечения ангины, павлиний — при эпилепсии, а экскременты человека замечательно выгоняют гной[56]. Экскременты животных и человека упоминаются на шестнадцати страницах справочника по красоте Никола де Бленьи, вышедшего в свет в 1689 году[57]. В двадцати семи рецептах горячо рекомендуется также использование мочи: в частности, для разглаживания морщин и отбеливания кожи лица, потому что загар считается вульгарным и свойственным крестьянкам. В 1666 году Мари Мердрак предложила средство против экземы и для улучшения цвета лица, в состав которого входит «моча юной особы, которая не пьет ничего, кроме вина»[58]. Мадам де Севинье использовала спиртовую настойку мочи против ревматических болей и приливов. 15 декабря 1684 года она посоветовала своей дочери натереть бок десятью-двенадцатью горячими каплями этого снадобья. 13 июня 1685 года она сообщила дочери, что проглотила восемь капель этой настойки, чтобы сбить жар. Для тех же целей она могла бы воспользоваться цветочной водой, название которой обманчиво. Этот эликсир, действительно, содержит весенние цветы, но также и свежий коровий навоз (4 фунта, уточняет автор), собранный также весной. Вариантов много — вот, например, облегченный: взять коровий навоз, улиток вместе с раковинами, раздавить, смешать с белым вином и перегнать. Или можно ограничиться приемом по утрам в течение десяти дней двух-трех стаканов коровьей мочи для очищения кишечника[59]. В этом добродушном жвачном животном все прекрасно, все служит благим целям — и молоко, и мясо, и навоз! Увлекавшийся агрономией монах Поликарп Понселе в 1755 году предложил рецепт замечательной и совсем не дорогой настойки: дистиллированный на спирту раствор сильно пахнущего коровьего навоза. Мы не уверены, что запах или вкус этого продукта будет оценен в наши дни. Желая доказать целебность таких настоек и гармонию вкусов, ученый автор отнюдь не шутит. К несчастью, предлагая теорию соответствия между семью нотами и семью «примитивными вкусами» — кислым, острым, пресным, сладким, горьким, кисло-сладким, терпким, он не уточняет, какой ноте соответствует этот приятный коровий спирт[60].
