Последний вопрос он задал уже мне, и я переведя на него взгляд, ответила:
— Ну уж точно не на том, который лингвист Марк Окранд для мультфильма придумал! У нас принято считать, что атлантийский язык, как и сама Атлантида — это миф, выдумка. Понимаешь?
— Ну, если тебе так проще адаптироваться, — посмеиваясь, согласился Элар, — то пусть будет миф. Мне не жалко.
Щедрый какой!
И вот бы мне улыбнуться в ответ на его откровенное заигрывание, но я вместо этого насупилась и разозлилась сама на себя.
Да что происходит со мной такое? Может быть, у меня аллергия на новый мир? Какая-ни будь дивная и исключительно редкая, при которой мозг погибает смертью храбрых в неравной борьбе с либидо…
— Но ты, Вель… — Ох! Он снова сделал это! Снова назвал меня этим странно возбуждающим именем. Окей, либидо! 2:0 в твою пользу. — … всё-таки такая выдумщица!
Обняв за талию, Элар вывел меня в коридор, толкнув одну из многочисленных дверей, расположенных по периметру так сильно понравившегося мне дворика с фонтаном.
Я оглянулась напоследок, чтобы хоть взглядом проститься с девушкой-администратором и внезапно задумалась, что же представляет из себя на самом деле дюк. Тот самый, который титул и должность. Чем занимается мужчина, в которого я внезапно взяла и влюбилась с первого взгляда, если работница больничного отеля (Я ведь правильно поняла истинное предназначение этого здания?) вытянулась в струну, провожая нас тревожным взглядом и при этом, кажется, не дыша.
— Можешь говорить и думать что хочешь, щедрый парень. — Я всё-таки сумела вспомнить о том, что у меня есть мозги и высшее гуманитарное образование, и заговорила пусть и не самым спокойным голосом, но зато с нужным количеством здорового цинизма и скепсиса. — Но наша планета действительно шар, а атлантийский язык придумал один лингвист для мультипликационного фильма. Мы на него всей группой в кинотеатр ходили. И никакая классификация не сможет убедить меня в обратном… Кстати о классификации. Дюк — это…
Но задать вопрос о том, кем мой куратор является на самом деле мне не позволили, перебив самым коварным образом:
— Мы, кажется, договаривались, что ты станешь называть меня по имени? Разве нет?
— Пришли, — хмыкнув, объявил Элар. И я, если честно, не поняла, избегает он так разговора или просто совпало случайно.
А вот библиотека в отличие от дворика с фонтаном меня не впечатлила: и получше видала!
Начать с того, что это был обычная комната. Просторная, не спорю, но явно не дотягивающий до гордого звания хранилища книг, хоть их тут и было немало, потому что все стены были заставлены стеллажами, а свет сюда проникал через стеклянный потолок.
— Устраивайся пока. — Элар кивнул в центр помещения и отвернулся к полкам, а я застыла с открытым ртом. Засмотревшись на потолок и стеллажи, кое-кто только сейчас заметил, что в этой, с позволения сказать, библиотеке, не было ни письменных столов, оснащённых настольными лампами, ни удобных стульев, ни неудобных стульев, о которые я за время своего студенчества не одну пару колготок порвала, зато стояли две низкие деревянные кровати, чем-то напоминавшие шезлонг (не ожидавший такой подставы мозг даже подкинул мне правильное слово — лектус*), а между ними, этими лектусами, скромно обозначал своё присутсвие то ли столик с плетёной столешеницей, то ли низенький табурет.
Божечки мои! Я же просила, без спальней и постелей! У меня и без того рядом с этим с этим мужиком шарики за ролики заходят, одно и спасает — по возможности, держать расстояние.
И как прикажете мне делать это лёжа? Да даже если сидя — ложиться же меня никто не заставляет! — формула с тремя величинами в лице меня, Элара и кровати ни к какому положительному результату привести не может.
Но, к счастью, куратор не успел заметить моих тревожных метаний, он возле одного из стеллажей возился, пока я страдала над античной мебелью, мучительно представляя… Нет, мучительно стараясь не представлять всё то, что на этой мебели со мною могли сделать. Во всех смущающих подробностях, между прочим. Я и не знала, что обладаю настолько богатой фантазией. Да если бы моей фантазии кто-нибудь додумался платить зарплату, мы бы с Бро давным-давно из нашей хрущёвки переехали в новенькую квартирку в каком-нибудь Малиновом бору или как там нынче принято модные микрорайоны называть?
Вздохнув, я аккуратно присела на самый краешек лежака, прилежно сложив руки на коленках, и только сейчас сообразила, что, когда Брошке стало плохо, вылетела из дому, в чём была. А была я в видавших виды велосипедках, в пушистых тапках с оленьей мордой, купленных во Flying Tiger в Литве и в поседевшей от старости майке onesize, которую я таскала по дому ещё со времён выпускных школьных экзаменов.
Интересно, я выгляжу настолько ужасно, как мне представляется, или ещё хуже? И радоваться ли мне тому, что в этой странной библиотеке нет зеркала?
Пользуясь тем, что Элар всё ещё не нашёл нужную книжку, я стащила с волос лохматую резиночку и попыталась собрать всю эту мечту парикмахера в какой-нибудь мало-мальски приемлемый хвост, что было достаточно сложно без расчёски и воды.
Природа наделила меня волосами красивого каштанового цвета, на самом деле красивого, никакой ложной скромности. Вот только в комплекте с поразительным цветом (который в зависимости от освещения и поры года менялся от насыщено рыжего до почти чёрного) шла непокорная, как нрав дикого буйвола, структура и внушительное количество. Косы у меня были густые — на трёх модниц бы хватило, а природная завивка со спины делала меня похожей на одну из представительниц темнокожего населения нашей планеты.
«Якобы круглой планеты», — ехидно напомнило подсознание, и я исподтишка глянула на Элара. Не хватало, чтобы мужчина заметил мои манипуляции с внешностью. Ещё подумает, что я для него прихорашиваюсь.
И хотя именно для него я и прихорашивалась, всё равно обрадовалась, обнаружив, что куратор не смотрит на меня с насмешкой, а изучает корешки книг. И я решила, что не прочь заняться тем же. Вскочила с шезлонга (ЛЕКТУСА!) и, подойдя к ближайшему стеллажу взяла первый попавшийся том — хотелось поскорее убедиться, что нет никакого местного атлантийского языка, что Элар всё придумал, преследуя какие-то свои тайные цели, но уже первая страница заставила меня признать собственную неправоту.
Тут на Кузмича с Михалычем не спишешь. Тут самая натуральная амнезия. Да-да, именно она, ибо я не знала, как иначе обозвать явление, когда ты знаешь что-то, а откуда ты это знаешь — не имеешь ни малейшего понятия. В инязе нас чему только не учили! Помимо профильных языков, латынь, греческий, старославянский, Ольга Кривошей даже египетские иероглифы учила, факультативно, а вот я отказалась. И от египетских, и от японских. А всё потому, что руки у меня не из того места, из которого надо, растут, а из прямо противоположного, я и алфавитом-то так пишу, что непосвящённый человек меня сразу в медицинском образовании подозревать начинает. Страшно подумать, что случится, если я начну вместо букв малевать символы, чёрточки и кружочки…
