Допив свой остывший чай, Габриэла подобрала со стойкиброшенную кем-то газету и нашла в ней раздел о сдаче жилья. В газетеперечислялись адреса небольших отелей и пансионов, и Габриэла с удивлениемобнаружила, что один из них находится совсем недалеко, на Восемьдесят восьмойулице, рядом с Ист-Ривер. Что ж, для начала это годилось. Впрочем, это ещевопрос, сможет ли она позволить себе снять там комнату. У нее пока не былоработы. Кто знает, сколько это может стоить. Пятисот долларов матушки Григории(а Габриэле почему-то казалось, что вовсе не архиепископ снабдил ее этойскромной суммой) могло хватить ей не больше, чем на месяц.
Но Габриэла чувствовала себя еще слишком усталой и слабой,чтобы разыскивать что-то совсем дешевое, поэтому она все же решила попытатьсчастья в пансионе на Восемьдесят восьмой улице. Расплатившись за чай и булку,она взяла свой чемодан и медленно вышла на улицу.
Несмотря на то что осень выдалась теплая и день стоялсолнечный, Габриэла постоянно мерзла. Кроме того, все тело у нее болело, словноизбитое, и последние кварталы на спуске к Ист-Ривер она преодолела словно втумане. Единственный вопрос, который сверлил ее мозг, был о цене комнаты.Габриэле еще никогда не приходилось самой о себе заботиться, и она просто незнала, сколько стоят самые обычные вещи. Ясно только, что на пятьсот долларовона долго не протянет. Доллар с четвертью, который она отдала за чашку чая ибулку, показался ей огромной суммой. Ведь надо еще купить себе что-то из теплыхвещей, поскольку не за горами была холодная нью-йоркская зима. И все же онабыла благодарна настоятельнице за деньги: без них ее положение было бы простоотчаянным.
Пансион, о котором говорилось в газете, Габриэла нашла несразу. В первый раз она прошла мимо, не обратив внимания на скромную вывеску взапыленном окне. Только когда впереди блеснула серебристо-стальная река, онаспохватилась и, ориентируясь по номерам домов, вернулась назад.
Пансион представлял собой довольно угрюмое четырехэтажноездание из темно-красного кирпича. Местами кирпич повыкрошился, отчего фасадказался каким-то щербатым, но в вестибюле оказалось неожиданно чисто. Правда,на всем здесь лежала печать некоторого запустения и ветхости. Пахло пригорелымжиром с кухни и почему-то кошками. Габриэла снова почувствовала себя одинокой —столь разительным был контраст с безупречным монастырским порядком, где каждыйдень мылись полы, а краска на стенах и штукатурка постоянно подновлялись.
Пока Габриэла осматривалась, из боковой двери выглянулапожилая женщина в очках с толстыми линзами, одетая в домашний байковый халат итапочки. Ее седые волосы были собраны на затылке в тугой пучок.
— Что вам угодно? — спросила она с сильнымакцентом, который Габриэла сразу же определила как чешский или польский.
— Я… Скажите, у вас сдаются комнаты? Я прочла в газетеобъявление и пришла…
— Может, и сдаются. — Женщина смерила Габриэлуподозрительным взглядом. У нее действительно была свободная комната, которуюона уже давно не могла сдать, однако к выбору постояльцев мадам Босличковаподходила весьма и весьма строго. Проститутки, наркоманы, пьяницы и прочаяшантрапа были ей совершенно не нужны. Правда, эта девица не была похожа напроститутку или скандалистку, но уж больно молодо она выглядела, да и одетабедновато. «Быть может, она просто сбежала от родителей?» — подумала мадамБосличкова. Если девчонка окажется несовершеннолетней, значит, рано или позднов пансионе появится полиция. Кому же это понравится? Мадам Босличкова считаласвой пансион достаточно респектабельным и старалась сдавать комнаты людямпожилым, которые аккуратно вносили плату, не водили женщин, не напивались, небуянили, не курили и не готовили в комнатах, не включали музыку на всю катушкув любое время дня и ночи. Проблемы с ними начинались, только когда кто-то изпожилых постояльцев заболевал или умирал, но это случалось не так уж часто.Разумеется, мадам Босличкова допускала, что среди молодежи тоже попадаютсяприличные люди, но предпочитала не рисковать.
— У вас есть работа, мисс? — осведомилась хозяйка.
— Нет… Пока нет. — Габриэла смущеннопотупилась. — Я как раз ищу место, и мне надо где-то остановиться.
— Вот найдешь работу, тогда и приходи, — несколькогрубовато отрезала мадам Босличкова. Девчонка вовсе не была похожа на дочкубогатых родителей, которые стали бы вносить за нее плату. Мадам Босличкова, чтовполне естественно, очень не любила тех, кто задерживал плату закомнату. — Кстати, откуда ты? — спросила мадам Босличкова, несколькосмягчаясь.
Габриэла видела, что хозяйка ей не доверяет, и, откровенноговоря, не могла ее винить. Она не знала, как объяснить ей то, что у нее нет нидома, ни работы, словно ее только что выпустили из тюрьмы. Ужасное черноеплатье тоже не могло внушить хозяйке доверия.
— Я из Бостона, — сказала она первое, что пришло вголову. — И только сегодня приехала в Нью-Йорк.
Мадам Босличкова кивнула. С каждой минутой она почему-то всебольше и больше верила этой странной худой девушке с пронзительными голубымиглазами.
— И какую работу ты хотела бы?
— Какую-нибудь, — честно ответила Габриэла. —Что-нибудь не слишком сложное…
— Здесь, на Второй авеню, много небольшихресторанчиков. А на Восемьдесят шестой улице полным-полно немецких закусочных.Думаю, там ты обязательно на что-нибудь наткнешься… на первое время, —посоветовала мадам Босличкова, которой стало очень жаль Габриэлу. Она нискольконе походила на наркоманку, хотя и выглядела изможденной и бледной, словно послетяжелой болезни. В том, как она держалась и как разговаривала, было что-тонастолько подкупающее и располагающее к себе, что мадам Босличкова сдалась.
— У меня есть маленькая комнатка на верхнем этаже.Можешь на нее взглянуть… Впрочем, ничего особенного. Ванная одна на трикомнаты; ею придется пользоваться по очереди с другими постояльцами.
— Сколько?.. — с тревогой спросила Габриэла,подумав о своих более чем скромных средствах.
— Триста долларов в месяц, без питания. Готовить вкомнате не разрешается — никаких кипятильников, электрокастрюль и прочего!Обедать и ужинать можно в городе, я разрешаю приносить домой только гамбургеры,пиццу и тому подобное.
Впрочем, мадам Босличкова понимала, что с Габриэлой этихпроблем не будет. Она выглядела так, словно питалась одним святым духом.
— Так будешь смотреть комнату?
— Да, пожалуйста, если вам не трудно, — ответилаГабриэла, и мадам Босличкова снова отметила про себя, как вежлива и как хорошовоспитана эта странная девушка. Современная молодежь, как успела заметитьхозяйка, редко бывала почтительна, и к тому же молодые люди то и дело вставлялив речь всякие жаргонные словечки… За все двадцать лет, что мадам Босличкова сдавалакомнаты, у нее в пансионе не было ни одного хиппи, и она искренне этимгордилась.
По пути на верхний, четвертый, этаж хозяйка спросила уГабриэлы, любит ли она кошек. Мадам держала их целых девять штук, чем иобъяснялся сильный запах в вестибюле. Габриэла ответила, что не имеет ничегопротив этих грациозных и милых животных. У нее самой была знакомая кошка —белая в рыжих пятнах плутовка, которую она подкармливала объедками смонастырской кухни, а та в благодарность ловила в кладовке мышей или сидела неподалеку,пока Габриэла работала в огороде.
