Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
– Наверняка умная женщина. И когда ты едешь?
– Что ты, Мэтт, я никуда не поеду. Да бабушку удар хватит. Она ненавидит Поппи.
– Так ее никто и не приглашает в поездку. А при чем здесь ты?
– Для бабушки дружба с Поппи равнозначна предательству. Дария тоже так считает.
Капли дождя мерно стучат по зонту. Мы молча проходим целый квартал.
– Почему ты позволяешь родным так с тобой обращаться? – спрашивает мой спутник.
Я бросаю на него косой взгляд. У Мэтта слегка играют желваки на скулах, он трясет головой.
– Послушай, – вздохнув, говорю я, – я знаю, о чем ты думаешь. Но тут дело в другом. Это вопрос лояльности и…
– Чушь собачья! – Мэтт поднимает руку, чтобы я его не перебивала. – Господи, Эмилия, ты ведь у нас девушка принципиальная! На прошлой неделе в «Да Винчи» ты устроила взбучку парню за прилавком, который не желал замечать пару с Ближнего Востока. А помнишь, Четвертого июля стояла страшная жара и ты увидела колли, запертую в машине? Ты полчаса прождала хозяйку собаки, чтобы высказать ей все, что о ней думаешь. – Мэтт криво улыбается и продолжает уже более мягким тоном: – И я люблю тебя за это, Эм. Так какого дьявола ты позволяешь бабушке и сестре помыкать собой?!
Я молча трясу головой. Мэтту не понять, у них дома все иначе. Он и трое его младших братьев – лучшие друзья. И вообще, у Кузумано принято завершать разговор по телефону словами «люблю тебя».
– В моей семье чувства выражают не так, как у вас, – пытаюсь объяснить я, хотя меня уже начинает утомлять этот разговор. – Но это не значит, что мои родные – черствые люди. Помнишь, что было, когда восемь лет назад у дяди Винни случился сердечный приступ?
Мэтт закатывает глаза:
– Да, вся твоя семья сплотилась.
– Вот именно. И не надо так на меня смотреть. Бабушка каждый вечер посылала тете Кэрол ужин. Кармелла и Люси целый месяц жили у нас. И мною никто не помыкает, все очень меня любят. Особенно бабушка. Она всю свою жизнь посвятила нашему с Дар воспитанию. И никогда ничего не просила взамен.
– Ага, ничего, кроме твоего безоговорочного послушания, – бурчит Мэтт.
Но я пропускаю эту его реплику мимо ушей.
– А когда у меня были неприятности в колледже, бабушка на три дня закрыла магазин, чтобы быть рядом. Вот для чего существует семья. Так что, пожалуйста, не говори так, будто у моих родных нет души. Они добрые люди.
– Да, по отношению ко всем, кроме тебя и тети Поппи.
Слава богу, мы уже подошли к моему дому!
– Спасибо за зонт и за толстовку.
Мэтт поворачивается ко мне:
– Знаешь, на меня снизошло озарение. Думаю, я наконец понял, почему ты миришься с таким к себе отношением. – Мэтт прикусывает губу и делает вид, будто приглядывается ко мне. – Да ты боишься, Эмилия.
– Боюсь? – смеюсь я, – Ладно, Кузумано, думай что хочешь, мне все равно. – Я выхожу из-под зонта. – До завтра.
Мэтт хватает меня за рукав толстовки:
– Брось, Эм! Я не шучу. Ты боишься, потому что по своему опыту знаешь, как в твоей семье поступают с теми, кто не играет по правилам.
Капли дождя забрызгивают очки и стекают по носу.
– Что ты имеешь в виду?
– Да то, что с тобой и с этой тетушкой Поппи обращаются так, будто вы хуже других. И все из-за каких-то гребаных бредней. – У меня учащается пульс, ведь Мэтт говорит о проклятии. – Это ненормально. То, как твоя бабушка порвала все связи с родной сестрой. Я всегда считал, что это противоестественно. А ты… Ты чуть ли не на цыпочках ходишь вокруг нее и Дарии, выполняешь все их прихоти. Черт, да ты даже готова отказаться от путешествия в Италию, хотя всегда об этом мечтала! И я уверен, ты будешь продолжать в том же духе, только бы они тебя любили. Ты боишься, что если перестанешь им подчиняться, то рано или поздно наступит день, когда ты останешься совсем одна. Как тетя Поппи.
Я хочу возразить, но не доверяю своему голосу и прикладываю пальцы к подбородку. Взгляд Кузумано становится теплее.
– Эй, я не хотел тебя расстраивать.
Мэтт без предупреждения наклоняется и целует меня в щеку. Я инстинктивно отшатываюсь назад. А потом, как будто этого унижения для него мало, вытираю ладонью щеку, к которой прикоснулись его губы. Даже при тусклом уличном освещении видно, что моя реакция его ранила.
– О господи, Мэтт, я вовсе не…
Он в очередной раз поднимает руку, призывая меня замолчать. Секунду просто смотрит на меня, а потом качает головой:
– Как ты не понимаешь – у тебя появилась уникальная возможность! А ты собираешься профукать ее, потому что до смерти боишься двигаться вперед? – Мэтт начинает тараторить, так всегда бывает, когда он злится. – Тебе двадцать девять лет, Эм. Ты давно уже не ребенок. Перестань притворяться, будто не видишь того, что у тебя под самым носом. Судьба дает тебе шанс. Так не упусти его. Потому что, помяни мое слово, однажды наступит день, когда ты очень пожалеешь о том, что отказалась от самого лучшего, что могло случиться в твоей жизни.
Я с трудом сглатываю, у меня вдруг пересыхает во рту. В голову закрадывается мысль о том, что этот разговор не имеет никакого отношения к Италии.
Мэтт прикасается к моей влажной щеке. В этот раз я запрещаю себе даже вздрагивать.
– Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, – шепчу я в ответ, а сердце громче колотится в груди.
Это поворотный момент. Мэтт ждет, что я сделаю шаг навстречу, скажу что-нибудь такое, что даст ему надежду. Мой давний приятель, верный товарищ, с которым мне всегда было легко и просто, друг, за которого я пойду в огонь и в воду, хочет от меня большего, чем дружба. Но я не могу ему этого дать.
Я закрываю глаза. Мне тошно от страха, возмущения и чувства собственной вины.
– Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. И ты абсолютно прав. – Я улыбаюсь и хлопаю Мэтта по плечу. – Я действительно очень хочу полететь в Италию.
После этих слов я машу ему рукой и ухожу.
Господи боже мой, а ведь я научилась уклоняться от прямых ответов не хуже старшей сестры!
Как можно медленнее открываю парадную дверь, вхожу и оказываюсь в Африке: внутри очень жарко и душно. Бабушка так и не смогла адаптироваться к нью-йоркскому климату, и это единственная ее слабость. Мысленно возвращаюсь к разговору с Мэттом. Он в корне не прав. Я никогда не стану в семье изгоем, как тетя Поппи. С тихим щелчком я закрываю за собой дверь. В темноте иду по мозаичному полу и уже у самой лестницы спотыкаюсь о чью-то обувь.
– Черт! – непроизвольно вскрикиваю я и в следующую секунду прикрываю рот ладонью.
Но поздно. В холле включается свет. В дверях квартиры на первом этаже появляется квадратный силуэт бабушки. Она стоит, уперев руки в бока. Молния на ее полинявшем зеленом халате застегнута до самого подбородка.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
