Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
Сегодня его внимание было обращено на новоявленного стипендиата, протеже графа Кали. С самого начала лекции Архилл отследил его. Конечно же, вот он: устроился чуть в стороне ото всех, на заднем ряду, в самом верху амфитеатра. Вроде и тетрадь раскрыл – но ничего не пишет: локотки перед собой на стол поставил, пальцы под подбородком сцепил, и в глазах – ну такой интерес, такой интерес к тому, что Архилл записывает на доске… Сразу ясно: совсем он за ходом мысли профессора не следит, просто сам профессор ему интересен… Да и по внешнему виду вроде он. Красавчик, явно из богатеньких. Точнее, прикидывается таковым. Прикидывается, к слову сказать, ловко… Провинциал, хотя и старается изображать столичного. Получается без особого напряжения, однако еще не совсем освоился в новом образе. Что ж, вы мне тоже интересны, господин Монтейн.
Архилл остановил пояснение на половине фразы и резко ткнул пальцем в новичка:
– Вот вы! Да, вы! Подойдите сюда.
Аудитория зашелестела, головы закрутились, многие студенты обернулись, некоторые склонились друг к другу, обсуждая, что же сейчас Грозный Тен сделает с молодым выскочкой. О стипендии уже знали все, и никто не сомневался, что новичок – дружок разгульного Красавчика Кали, если не сказать более. Вот только к чему ему было идти в Политех? Таким дорога прямиком в Академиум. Всем любопытно было.
Мальчик спустился к доске и встал в нескольких ярдах, внимательно глядя на профессора.
– Продолжите мою мысль.
Мальчик взял в руки мел и посмотрел на доску. Обычно на этой стадии наступала длинная-длинная пауза, но этот мальчик, гляди ж ты, писать начал, и, к разочарованию притихшей аудитории, профессор не заорал ничего вроде «Куда ж ты коэффициент ставишь!», а молча и сосредоточенно следил за тем, как мел чиркает по доске. Спустя минуту он отчетливо хмыкнул. Мальчик, услышав хмыканье, остановился, вернулся на пару формул назад, проверил, исправил плюс на минус и стал писать дальше.
– Пока хватит, – сказал Архилл. Он начал узнавать этот довольно странный ход рассуждений.
Мальчик остановился и посмотрел на него.
– Фамилия?
– Монтейн, – сказал мальчик.
– Вижу. – Архилл свысока посмотрел на него. – Мне надо с вами поговорить. Пока можете сесть на место. Вас, как обычно, куда-то в сторону понесло. – Он стер последнюю формулу и спросил у аудитории: – А что это вы не пишете?
⁂
И в первый раз в жизни профессору Архиллу Тенедосу мальчишка – и не студент ведь еще даже! – в ответ на стереотипную проповедь «Вы должны поддерживать честь колледжа» спокойно возразил, что это его личное дело, как проводить свободное время.
– Как же мне не играть?! – произнес Монтейн, будто призадумавшись на миг. – Стипендии мне только на тетрадки-книги-циркули хватит. Ну, еще питаться и на мелочи всякие. А мне надо портному счет регулярно оплачивать да мастеру Лейме за занятия… Вы не представляете, сколько приходится тратить на одни галстуки! – сокрушенно повел он рукой.
– Я-то как раз представляю, – неприветливо ответил Архилл, который за галстуки платил не меньше. – А вы, милейший, по средствам жить не пробовали? Средства-то вам ваш благотворитель выделил немалые. Нормальному студенту этого на целый год хватило бы.
– Так ведь нет у меня таких средств, чтобы жить по ним, – развел руками наглый мальчишка. – Никаких нет. Что выиграю – то и мое. А мне о будущем думать надо.
– О будущем? – с иронией спросил Архилл. – И как же вы о нем думаете?
– А вот как я о нем думаю. Несколько месяцев назад мне эта стипендия была бы – предел мечтаний. Получал бы я ее, тихо зарылся бы в учебники и вел бы себя как паинька. Мне бы хватило. А теперь я человек другой – посмотрел на жизнь в Столице. Мне, думаете, развлечения нужны? Мне связи нужны. Знакомства. Мне уверенность нужна в том, что, когда ваш досточтимый колледж закончу, у меня место в жизни будет. Поэтому я и у Вулкана играю, и около Кали трусь, как прилипала, и у Лейме на тренировках потею – я свой общественный статус повышаю. Бездельник из компании Кали, пусть такой безродный и безденежный, – он же в глазах людей больше стоит, чем отличник колледжа, которому, кроме диплома, и предъявить-то нечего. А уж занятия у Лейме – это вообще престижно. Среди ваших знакомых много таких, кто у Лейме занимался?
– Среди моих знакомых хватает таких, – ответил Архилл. – Потому что я и сам у него учился в свое время. Но вы правы: занятия у Лейме – это получше иной рекомендации будет.
– Вот видите! Поэтому, чтобы счета регулярно оплачивать, я и должен регулярно играть. И выигрывать.
– А если проигрыш?
– Ну, во-первых, я не азартен и никогда не выхожу за пределы сумм, которые могу себе позволить проиграть. Во-вторых, я не играю в игры, которые подчиняются только случайности, а только в те, которые зависят еще от расчета, памяти и понимания человека, с которым играешь. Мне, знаете ли, довольно сильно помогла та книжка, которую вы порекомендовали мне в своем первом письме. Кстати сказать, у меня после прочтения этой книги появились кое-какие соображения, но я, пожалуй, еще не готов их изложить…
– А вы уверены, что это не самообман? – спросил Архилл. Самоуверенность юнца смешила, но все же и внушала некоторое уважение. Мальчишка был честолюбив. И у него, похоже, были основания проявлять честолюбие. – Вы еще так молоды…
– О, как же мне надоело, что все кому не лень тычут мне в лицо моей молодостью, – закатил глаза наглый мальчишка. – Сами-то не слишком стары для профессора? – спросил он сочувственно. – Песочек не сыпется? Память не выпадает? Вместе с зубами…
Архилл от души рассмеялся, глядя в нарочито серьезные глаза мальчика.
– А вы, Монтейн, молодец, – сказал профессор, блеснув безупречными зубами. Монтейн все так же смотрел на него прозрачным, мало что выражающим взглядом. – Честное слово, не ожидал. И вообще, по письмам я представлял вас несколько иначе.
– Как именно?
– А таким, знаете, заморышем, который при свете свечки где-нибудь в хлеву, среди поросят и овец, изучает математику, а потом на грязной доске пишет мне письмо. Незачищенным гусиным пером на ворованной бумаге…
– …с чернильницей из засохшего хлебного мякиша, которую при первом же приближении хозяина глотает вместе с чернилами. Потому что они тоже ворованные. Так?
– Хм, – только и нашелся что сказать Архилл.
– Не смущайтесь, профессор, – спокойно сказал наглец. – примерно так оно и было. Хлев, во всяком случае, имел место, мы в нем жили. Правда, он был заброшенным – ни свиней, ни гусей, ни прочей живности. Кроме нас с сестрой. Да, папаша мой за свинью мог сойти в любой вечер, только он редко там появлялся, все больше по трактирам да кабакам… И бумага была ворованная.
– А чернильница – это из легенды о Замийле? – уточнил Архилл. Ему почему-то стало стыдно.
Наглец кивнул прелестной головкой.
– Да, ходит легенда, что свою теорему он решал в Кхамбалийской тюрьме, где сидел за противоправную деятельность.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
