Я и чувствую, и вижу через зеркало, как одна его рука приподнимает ткань платья, открывая мои ноги. С моих губ нечаянно вырывается стон. Тихий, но он услышал:
— Горячая девочка, — босс посмеивается. — Хочу еще раздвинуть твои ножки, вот так, — он попытался совершить сказанное, но я сжала колени, не давая ему втиснуться между ними. — Теперь плохая девочка. Ну же, Вика, расслабься.
Я не знаю, что действует на меня - мое имя, произнесенное им впервые, или же его поглаживания и бархатный шепот в ушко, но я снова подчинилась.
— Смотри на себя, мышка, — приказал Дмитрий Сергеевич, поглаживая мои бедра, поднимаясь к трусикам и оставляя за собой пылающий след.
Я смотрела. На себя - растрепанную, в задранном платье, на Воскресенского - одетого с иголочки, красивого, стоящего позади меня. Смотрела, не в силах завершить творящееся безобразие.
— А теперь я наконец-то сниму с тебя это гребанное платье, — скорее рычит, чем говорит мужчина, расстегивая молнию. Платье сразу же скользнуло по телу вниз и осталось лежать на полу мягкой лужицей шелка. Я теперь лишь в нижнем белье.
Выдыхаю обжигающий воздух. Слишком горячо. Я уже горю.
— Нас могут услышать... — шепчу, когда снова чувствую его пальцы на теперь обнаженных бедрах.
— Могут, но ты же будешь тихой девочкой? — он предвкушающе улыбнулся.
И он... Я резко выдыхаю, чтобы сдержать стон, когда Воскресенский мягко сжимает чувствительный бугорок, чтобы потом нежно погладить разгоряченную его же прикосновениями кожу.
— Правильно, мышка, молчи, — раздается его бархатный, с хрипотцой голос. — Ты же не хочешь, чтобы продавщицы узнали, чем здесь занимается их покупательница?
Свободной рукой он приподнял мою голову, заставляя теперь смотреть на свое красивое и безэмоциональное лицо.
— Н-н-не хочу, — мой голос дрожит. Я сама дрожу от чего-то.
— Правильно, — он все продолжал и продолжал, вызывая удушливый жар по всему телу. — Ты же хорошая девочка, мышка.
Очередное его движение пальцами взорвало во мне фейерверк, и я сжала зубы, чтобы только сдержать свой крик. Мне хорошо, плохо, горько, сладко, и все так смешалось, что не могу понять, какое чувство во мне преобладает - лишь тяжело дышу, кусая губы от прозвучавших стонов.
Внезапно тишину примерочной разрезал звук щелкнувшей пряжки ремня и растягиваемой молнии. Я вздрогнула от неожиданности.
— Что... что вы делаете? — с удивлением спросила, когда Дмитрий Сергеевич направил мою ладонь на ЭТО самое.
— Получаю компенсацию, — усмехнулся мужчина. — Сожми его, мышка.
Я задергалась в его объятиях, пытаясь вырваться, но не получилось - босс держал меня крепко, при этом... Черт. Я испуганно посмотрела через зеркало на свои пальцы, сжимающие теперь разгоряченный член. Господи...
Почему его так много?.. Точнее, почему он такой большой?
— А теперь двигай рукой, вот так, — он направил мою кисть, и я... О, боже мой.
Возбужденная плоть оказалась твердой, но с какой-то нежной, даже бархатной кожей.
— Сильнее.
Это было... необычно, странно, непонятно, но горячо - жар до сих пор расходился по всему моему телу, заставляя пульсировать низ живота.
— Хорошая мышка, — буквально прорычал Дмитрий Сергеевич, в последний раз проводя моими пальцами по своему напряженному органу. Затем отстранился, подняв с пола темную ткань, накрыл ею стоящий член. Я сначала не поняла, почему, а едва он содрогнулся, сжимая зубы и прикрыв глаза, до меня дошло.
Это все неправильно, мерзко... только почему мне все это нравится?
А темной тканью оказались мои трусики, которые ранее он с меня снял.
Глава 9
Приходила в себя я в себя быстро. На меня накатило понимание случившегося. Меня нагнули прямо в примерочной популярного бутика, а я позволила вытворять с собой такое!
Я почувствовала себя грязной, использованной и униженной. Захотелось в душ, чтобы соскрести с себя каждое его прикосновение, каждый поцелуй и каждое его слово. Жаль, только душу с мылом не вымоешь.
— Только не закатывай истерику, — поморщился Воскресенский, застегивая штаны и поправляя ремень. Он был как всегда до скрежета моих зубов спокоен и холоден, а от маски удовольствия, которая была всего несколько минут назад у него на лице, не осталось и следа. — Одевайся. Будем считать, что экзамен по выбору нижнего белья ты успешно сдала.
Я покраснела, наверное, до кончиков пальцев.
— А как же...
— Надень что-то из выбранных тобою, а это я выброшу, — будто бы говорит о погоде, а не испачканных им же трусиках, сказал Дмитрий Сергеевич и вышел из кабинки. Впрочем, по нему и не скажешь, что несколько минут назад он вытворял такое - выглядел он безупречно, пока мой вид оставлял желать лучшего.
Раскрасневшаяся, со сверкающими глазами, в одном лифчике и с растрепанными волосами. В кого я превращаюсь?!
Первым делом я вытащила из сумочки влажные салфетки и до покраснения потерла ладони и лишь затем, сорвав бирки, надела новое белье и натянула платье. Прошлась по волосам расческой, чтобы как-то их уложить и собрала в итоге их в хвост.
Мое отражение меня устроило, и я вышла из злосчастной примерочной.
Босс ожидал меня у кассы. Там, оплатив все одним касанием телефона по картридеру, он забрал пакеты, и мы, наконец-то, двинулись на выход.
Кажется, у меня теперь аллергия на этот магазин...
Что было странно: в итоге покупок оказалось больше, чем я выбирала, но я не стала заморачиваться. У меня много других проблем.
— Я тебя отвезу к себе, а там ты посидишь тихо до вечера, — обратился ко мне Воскресенский, при этом не отрывая взгляда от дороги.
— Как мышка? — язвительно поинтересовалась я.
— Да. Надо же оправдывать свои прозвища, — как ни в чем не бывало ответил мужчина.
Я скрипнула от злости зубами, но решила не продолжать эту тему, а спросить про другое:
— А что будет потом, вечером?
Дмитрий Сергеевич оглянулся на меня, усмехнулся и заявил:
— Будет весело.
Что-то мне кажется, что весело будет ему, а мне как всегда плохо!
— А конкретнее?
— Мы кое-куда поедем, — вернув свое внимание дороге, произнес он. — Тебе понравится, обещаю.
Если честно, то мне уже все не нравится! И мое чутье в итоге не подвело: мне совершенно ничего не понравилось.
Сначала босс довел меня до своей квартиры, забрал из кабинета какие-то бумаги и сообщил мне, перед тем как уйти:
— Я заеду за тобой к пяти. Будь готова.
Помня его слова про вечер, я решила уточнить:
