* * *
Но все стало еще хуже, когда сели в карету. Мариус только отдал указание, куда ехать, и умолк, сверля Альку тяжелым взглядом. Карета тронулась, зацокали звонко подковы о булыжники. Мариус молчал, сурово сжав губы, и все смотрел куда-то сквозь нее. А у Альки все внутри болело, скручивалось жгутом. Она не понимала, почему все так. И не могла решиться спросить еще раз.
— Куда мы едем? — наконец осмелилась она.
Молчание в ответ, как будто он и не слышал.
— Мариус…
Он вздрогнул, посмотрел на нее так, словно только что увидел.
— Что, прости? Ты что-то спросила?
"Ну, хотя бы заговорил".
Воодушевившись, Алька выдавила несмелую улыбку.
— Куда мы едем? Где этот дом, что пожаловал нам король?
— А, — он неопределенно махнул рукой, — это здесь недалеко. Скоро будем.
— Честно говоря, мне бы хотелось вернуться в Роутон, — негромко сказала Алька.
— Королевский приказ, — сухо ответил Мариус и снова задумался.
"Да что с ним?"
Она чувствовала, что на совете произошло что-то совсем нехорошее. Но Мариус не хотел рассказывать, а подспудно Алька понимала, что своими приставаниями только его разозлит. Вот такой непростой мужчина ей достался, ничего не поделаешь. И ведь она сама к нему, считай, пришла.
"Ну что ж, — она вздохнула, — придется подождать. Захочет, сам расскажет".
И в карете снова воцарилась неприятная, вязкая тишина, прерываемая лишь стуком подков по мостовой и едва слышимым скрипом рессор.
Их привезли к двухэтажному дому, сложенному из темного камня. Мариус выбрался, не говоря ни слова, подал руку Альке — пальцы его показались ей непривычно холодными — а потом застыл, задрав голову, стоя перед ажурными воротами, разглядывая дом.
Алька молча стала рядом. На первый взгляд, этот дом казался совершенно заброшенным, но не обветшалым. Даже окна не были заколочены. От ворот к парадному подъезду вела широкая дорожка, посреди которой замерзла изрядных размеров лужа. Тонкий ледок чуть припорошен снегом. Ну и розовые кусты на клумбах разрослись просто до неприличия, словно черные чудовища, шипастые, когтистые. А так — просто дом. Большой, богатый. Двери высокие, потемневшие от старости, покрытые резными орнаментами. Наверное, здесь жил какой-нибудь аристократ. Или очень богатый купец.
Она вздрогнула, услышав, как Мариус едва слышно смеется. Он посмотрел на нее — а темные глаза казались совершенно больными.
— Что? — спросила она.
Но Мариус лишь мотнул головой, затем порылся в кармане форменного, с золотыми шнурами, сюртука магистра.
— Идем, здесь есть калитка. А его величество расщедрился на ключ. Не догадываешься, чей это дом, Алайна?
— Нет, — она растерялась, — откуда мне знать? Возможно, опального аристократа?
— Ну да, конечно… Будет король раздавать владения опальных аристократов, как же… — он мягко взял ее за руку и повел вдоль ажурной ограды, продолжая говорить при этом, — где-то здесь… Ну, точно. Я хорошо помню.
— Это… дом твоих родителей? — догадалась Алька, семеня следом.
— Нет, разумеется, — снова непонятный смешок, горький, исполненный сарказма, — это дом прежнего Магистра Надзора, Алайна. Его величество отрядил нам дом, в котором жил живой труп, увязший в магических потоках, которые сам же и создал.
— Я думала, что Магистр жил в резиденции Надзора, — пробормотала она, стараясь успеть за Мариусом. Шел тот довольно быстро.
— Он в резиденции работал и занимался магическими изысканиями. А время от времени удалялся к себе. Порталом, разумеется. И я бывал у него дома. Я ж был ему как сын…
И умолк. Потом резко остановился, Алька поняла, что добрались до калитки. Мариус ловко открыл замок, снова протянул ей руку.
— Идем, моя маленькая птичка. Прости, что не могу вернуть тебя в Роутон. Но, похоже, там теперь небезопасно. Мне еще сюда надо перетащить Марго, Робина, Эжени…
— Ты оставишь дом пустым? — прошептала Алька, и внутри все снова сжалось. Отчего такое решение? Да что ж происходит-то?
— Лучше обветшалый дом, чем смерть тех, кого я считаю семьей.
Под подошвами тихо захрустел гравий, Алька шла вслед за Мариусом прямо к парадному. Она еще раз окинула дом взглядом. Дом как дом, ничего особенного. Попыталась прислушаться к своим ощущениям — тоже ничего. Ни дурного предчувствия, ни страха. Ни-че-го.
— Мы все здесь вымоем, — сказала она, — Мариус, теперь ты магистр. Ничего странного в том, что тебе отдали этот дом.
— Вы здесь ничего мыть не будете, — буркнул он, — мыть будут нанятые работницы. И стирать тоже. Ты — моя невеста, и можешь заниматься тем, что будет тебе приятно. Ты говорила, что любила рисовать — рисуй. Хочешь вышивать — вышивай. Твоя забота — чтобы я хоть чему-то радовался, приходя вечером со службы. А самое главное — ты должна мне верить.
Они поднялись по ступеням, Мариус потянул на себя бронзовую дверную ручку. Петли скрипнули, и двери легко открылись. В лицо дохнуло затхлым, застоявшимся воздухом. Но внутри не было темно, сквозь окна в холл лился блеклый зимний свет. Алька обратила внимание, что пол был выстлан старыми дубовыми досками. И лестница, ведущая наверх, была сделана из старого крепкого дуба.
— Идем, — твердо сказал Мариус, — посмотрим на новые владения. Хотя как по мне, так лучше бы жить где-нибудь в другом месте.
Альке показалось, что он немного смягчился, и все же спросила:
— Мариус… что тебя так разозлило на том совете?
Он помолчал. Из холла потянул ее направо, повел по коридору. Дом не успел отсыреть, при прежнем магистре здесь хорошо топили, и оттого прекрасные деревянные панели пребывали в великолепном состоянии.
— У меня есть для тебя две новости, — наконец нехотя сказал Мариус, — и обе плохие. Какую желаешь услышать первой?
Пока Алька раздумывала, какую гадость ей хочется услышать больше, они дошли до кухни и комнат прислуги. Кухня оказалась просторной и удобной. Посреди помещения возвышалась большая печь, на стене, на крючьях, были развешаны огромные, начищенные до блеска сковородки. С деревянных полок выглядывали круглые бока кастрюль.
— А что важно для нас? — наконец решилась Алька.
И тут, на пороге кухни, она поняла, что попалась в очень крепкие объятия Мариуса Эльдора. Он прижал ее к себе спиной, уткнулся носом в макушку, глубоко вдохнул.
— Для нас… Все важно, птичка. Король запретил нам жениться ближайшие два месяца.
Алька чувствовала сквозь шубку, как Мариус мягко гладит ее по животу.
— Молчишь? — тихо спросил он, — обиделась на меня? Если ты только скажешь, то я окончательно разругаюсь с нашим монархом, но на тебе женюсь завтра же.
