Первое, что понимают лабрадоры о человеческих Семьях – они зависят от повторений. Чтобы семья могла выжить, нужно установить и поддерживать суточный график.
Главный элемент этого графика – двухразовая прогулка в парке с Адамом. Каждый день мы выходили в одно и то же время и делали одно и то же.
Утром он сидел на скамейке и болтал с Миком. Вечером он бросал мне палки, а я приносил.
Но теперь график начал меняться. Тем утром Адам едва перекинулся парой слов с Миком, а вечером, когда мы пришли в парк, я заметил, что он не настроен играть. Я подошел к нему с палкой в зубах, но он даже не вынул рук из карманов. Это было очень странно. Как я уже говорил, обычно ему очень нравилось бросать палку как можно дальше и выше.
Вместо этого он стоял как вкопанный и все время смотрел на новый дом возле парка. Если честно, это не было совершенно новым поведением. С тех пор как строители начали трудиться над домом, примерно год назад, восхищение Адама росло. Сначала это был лишь случайный взгляд, легкое любопытство между бросками палки. Теперь, однако, это казалось одержимостью.
Пока я пытался вести себя как ни в чем не бывало, труся как обычно между цветочных клумб, я следил за ним, пытаясь угадать, о чем он думает. Потом стало понятно. Свет зажегся в одном из окон, и тень промелькнула за занавеской. Туда кто-то вселился.
Сделав круг по парку, я медленно вернулся туда, где стоял Адам. Я тяжело дышал, чтобы привлечь его внимание, но только когда я мягко уткнулся носом ему в пах, он выскользнул из транса.
– Нет, малыш, прекрати, – сказал он и пристегнул поводок.
африка
Хэл и Шарлотта были в своих спальнях, когда мы вернулись домой. Кейт внизу смотрела новости.
– Мы пропустили передачу, – сказала она, собирая собачью шерсть с дивана. – Помнишь, ту, что хотели посмотреть.
– Да, – откликнулся Адам. – Какую передачу? – Он стоял перед ней, возле телевизора, и хотя Кейт не заметила, вновь погрузился в легкий транс.
– О той женщине, помнишь, что основала больницу в Африке.
– О, да, верно. – Он потер шею, уставившись в какую-то неопределенную точку на диване. А потом внезапно заявил:
– Его продали.
– Не поняла?
– Дом возле парка. Его продали.
Теперь только диктор в телевизоре оставался безразличен к поведению Адама.
– Так, – сказала Кейт, мягко кивнув, словно с этим жестом она поймет отсутствующий переход в разговоре.
– Он был выставлен на продажу всего месяц назад, а там уже кто-то есть. Живет в нем.
– Так.
– Но это невероятно.
– Дорогой, с тобой все хорошо?
Он не слушал.
– Я видел кого-то в окне наверху. Они въехали сегодня, этим утром.
– Так бывает. Люди покупают дома. Въезжают. Это не новость.
– Да, но этот дом. Ты его видела? Это самое уродливое строение на свете. В нем двойной гараж, боже правый.
– Что ж, – вздохнула она. – Хорошо, что не мы туда въехали, верно?
Он вышел из комнаты, по пути снимая пальто. И продолжил:
– Но серьезно, ты бы когда-нибудь захотела туда переехать?
– Адам, почему тебя так беспокоят эти громадные дома? Зависть тебя до добра не доведет.
Он засмеялся.
– Зависть! Кейт, перестань. Ты правда хотела бы переехать в такой дом?
– Мы бы не смогли себе это позволить.
Адам, без пальто, вернулся в комнату, неся с собой запахи зависти.
– Гипотетически, если бы у нас были деньги, если бы у тебя были все деньги мира, ты бы задумалась, хоть на секунду, о том, чтобы войти в дверь этого уродливого, бездушного подобия дома?
– Нет, – вздохнула она, явно надеясь, что это самый быстрый выход из разговора, и она сможет услышать окончание новостей.
Мой хвост пытался урегулировать ситуацию. К моему удовлетворению, утренний урок Генри сработал. Атмосфера тут же наладилась.
– Вот так, малыш, – Адам погладил меня по голове, очевидно заметив мои усилия. А потом обратился к Кейт:
– Я правда хотел посмотреть эту передачу.
– Да, – сказала она, и мягкая улыбка коснулась уголков ее губ. – Я тоже.
Адам уселся на диван рядом с ней, и я ощутил мягкий свет сцены, которую я помог создать. Опять-таки, это было нарушение графика, но я не мог не почувствовать, что оно было к лучшему. Адам и Кейт, вместе на софе, смотрят прогноз погоды. Уставшие – да, но пахнущие тихим довольством.
туфли
Позже Кейт подтягивала свое лицо перед зеркалом в спальне. Она всегда так делала. Когда была одна. При свете лампы она касалась кончиками пальцев своего безволосого лица и растягивала кожу насколько возможно, так, что у нее глаза исчезали. Затем ее руки кружили у висков, чтобы скрыть морщины на лбу.
Она обернулась, заметив меня.
– Принц, как давно ты здесь?
Я вильнул в ответ и попытался выглядеть нежным. Кейт улыбнулась мне, она была уставшей, но улыбнулась. И улыбка была прекрасна, естественна, только для меня. Никто никогда не получал такой улыбки, даже Адам. Почти все улыбки в ее арсенале были фальшивыми, масками, но эта была настоящей.
Видите ли, у нас с Кейт особые отношения.
Она доверяла мне все свои тайны. Все, что она хранила в себе, прятала от представителей своего вида. Ну, не все.
Кейт отошла от зеркала, чтобы зашторить занавески, а затем сняла обувь. Вопреки заведенному порядку, она оставила обувь на зеленом ковре и села на краешек кровати. Туфли упали на таком расстоянии друг от друга, будто бы настоящая Кейт смотрела на невидимую, молодую, более гибкую версию себя, которая садится на шпагат.
