– Ты считаешь, он жил не в городе? – спросила я.
– О да, он к городу совершенно непривычен. Онвзвизгнул, когда его кардиомонитор в первый раз запищал. – Она встряхнуласвоей густой гривой. – Он откуда-то, где в глаза не видели современнойтехники. Медсестры говорят, что им пришлось убрать телевизор из его палаты,потому что у него случился припадок, когда телевизор заработал.
Она поглядела на нас всех по очереди и наконец повернуласьснова ко мне, Дойлу и Холоду.
– Расскажи мне, Мерри, пожалуйста. Я не скажулейтенанту. Я так больше не могу. Помоги мне это остановить, что бы это нибыло.
Я посмотрела на Дойла, Холода, Риса. Гален тоже вышел изкухни, но он широко развел руки и пожал плечами.
– Я в последнее время не слишком активно занималсядетективной работой. Так что вроде как не имею права голосовать.
Никка подал голос, удивив нас всех.
– Королеве это не понравится. – Его голос звучалвполне отчетливо, слышный на всю комнату, но почему-то казался тихим, как уребенка, который шепчет в темноте и боится, что его подслушают.
– Она не запрещала нам делиться Информацией с людскойполицией, – сказал Дойл.
– Точно? – Голос Никки казался слишком тонким,слишком юным для его высокого мощного тела.
Я повернулась, чтобы он мог видеть меня в лицо.
– Точно. Королева не запрещала нам обращаться вполицию, Никка.
Он испустил глубокий вздох.
– О'кей. – И междометие детское. Взрослые сказали,что ему беспокоиться нечего, он и поверил.
Мы еще раз обменялись взглядами, и я велела:
– Рис, расскажи ей о чарах.
Он рассказал. Он подчеркнул, что мы не знаем, есть ли придворах кто-то, все еще способный на такие чары, и что преступником мог бытьчеловек – ведьма или колдун. Что мы уверены только, что это не кто-то изНеблагого Двора.
– Откуда у вас такая уверенность? – спросила Люси.
Мы опять переглянулись.
– Знаешь, Люси, королева не слишком заботится о правахчеловека или законности своих методов допросов. Поверь, она очень дотошна.
Она поглядела на нас изучающе.
– А насколько дотошны можете быть вы, ребята?
Я нахмурилась.
– Что ты имеешь в виду?
– До меня долетал и слухи о том, что делает с людьмиваша королева. Вы можете добиться того же эффекта, не оставляя видимых следов?
У меня брови полезли на лоб.
– Ты и правда просишь нас проделать то, что мнепоказалось?
– Я прошу вас остановить то, что происходит. Фейри изгоспиталя не говорит с полицией, отказался говорить с социальным работником,которого прислало "Бюро по делам людей и фей". Он просто взбесился,когда я предложила связаться непосредственно с посольством, если ему неудобноразговаривать с социальным работником-человеком. Я подумала, что раз он такперепугался при мысли о беседе с послом, то вас он может испугаться еще больше.
– Почему? – удивилась я.
– Посол – не сидхе.
– Чего вы ожидаете от нашего визита к этомуфейри? – спросил Дойл.
– Я хочу, чтобы вы добились, чтобы он заговорил. Чегобы это ни стоило. У нас больше пяти сотен трупов, Дойл, ближе к шестивообще-то. И если правда то, что рассказал Рис, если этих тварей не остановить,если просто позволить им питаться – они регенерируют или что-то вроде. Я нехочу, чтобы по моему городу бродила стая свежевозродившихся древних божеств спристрастием к убийству. Их надо остановить сейчас, пока не стало поздно.
Мы согласились пойти с ней, но сначала нам нужно былосделать телефонный звонок. Мы позвонили Мэви Рид и оповестили ее, что на неенатравили призраков мертвых богов. А значит, сделал это кто-то из БлагогоДвора, и более того – он имел на это разрешение короля.
Глава 39
Люси пришлось вовсю сверкать своим значком, чтобы провестинас – с нашими мечами, ножами и пистолетами – в обход металлодетекторов.Дежурная сестра отказывалась пропустить нас на нужный этаж, пока мужчины непредъявили удостоверения королевских телохранителей. Но в конце концов мыпрорвались и стояли сейчас у кровати этого человека... нет, человеком назватьэто было трудно. Шалфей совсем крошечный, но пропорции у него идеальные. Можносказать, он рассчитан на свой размер; а в существе, лежавшем на постели сподоткнутыми под него простынями, с первого взгляда чудилось что-тонеправильное.
Я из Неблагого Двора, и для меня привычны и даже приятныочень разные фигуры, но в этой было что-то, от чего у меня на голове волосызашевелились. Захотелось отвернуться, словно он был отвратителен, хотявообще-то с виду он таким не был.
Проблемы возникли не только у меня. Рис и Холод повернулиськ нему спинами, едва взглянув на него. По их реакции можно было понять, что онилибо знали его, либо знали, что с ним случилось. Они будто хотели отстранитьсяот того, что видели. Может быть, он нарушил какое-то древнее табу? Дойл взглядане отвел, но он вообще никогда взгляда не отводил... Гален обменялся со мнойвзглядом, говорившим, что он так же озадачен и расстроен, как и я. Китто стоялрядом со мной – он это себе вытребовал, – ухватившись за мою руку, какиспуганный ребенок.
Я заставила себя не отворачиваться и попыталась определить,что же в этом маленьком мужчине было такого, что мне хотелось зажмуриться? Внем было чуть больше двух футов роста[18], крошечные ступниедва возвышались под простыней. Его тело казалось словно укороченным вперспективе, словно мы смотрели на него издалека и под странным углом, хоть они лежал прямо перед нами. Голова слишком большая для худенького торса. Глаза,влажные и большие, были уж слишком велики для его лица. Как будто глазадостались ему от кого-то другого. Нос по размеру подходил к глазам, нопоскольку все остальное было уменьшено, он тоже казался слишком большим. Воттак это выглядело: словно нос и глаза остались неизменными, а все остальноеуменьшилось – сжалось и съежилось.
Никка бросился вперед между нами, протягивая к нему руки.
– Ох, Букка, что сталось с тобой?!
Крошечный человечек на постели несколько секунд оставалсянеподвижным. Потом, очень медленно, он поднял руку – тоненькую, будто сухаяветочка. Он приложил бледно-коричневую крошечную ладонь к сильной коричневойладони Никки.
Китто поднял вверх лицо, блестящее от слез.
– Букка-Ду, Букка-Ду, что же ты теперь?
Я подумала сперва, что Китто недоговорил фразу; потом японяла, что это не так. Он спросил именно то, что хотел узнать.
