О-хо! О-эй! Ламу! Ламу Байкал! К твоим стопам я припадаю. Тысячу лет позади. Такая дорога. Годы и степи, жара и снег. И кто первый увидел, крикнул: Ламу Байкал! Чистый Царь! Народ пришлый слушал, Обратился весь в слух К шуршащей гальке, к волне. Ламу Байкал, что скажешь?
— Знаете что?! — крикнула, вбегая в дом Ксения.
Мы как раз обедали, повернули к ней лица.
— Мальчакитова привезли! — выпалила раскрасневшаяся Ксюшка.
— Мишу? — спрашивает Люба.
— Да! Да! — кричит Ксюша. — Он там идет к Байкалу, а канадцы кино про него снимают!
Мы переглядываемся. Откладываю ложку и встаю. Говорю, что потом доем. Люба приказывает Ксюшке садиться за стол, но разве ту удержишь, она убегает. Люба говорит мне вдогонку, что сейчас задаст корм курам, напоит поросенка и тоже придет.
Вскоре вижу процессию, направляющуюся к морю. Раздумываю, идти ли туда. Итак, Мишка прилетел… Вообще-то сегодня ждали представителя Главохоты. Наверное, и он прибыл. Канадцы тоже должны были прилететь, но вроде бы позже. Заторопились что-то. Но что все это значит? Снимают Мишку? Зачем?
Мимо идет Андрейченко. Здороваемся.
— Слыхал? — спрашивает он. — Мальчакитова привезли. Снимают. Говорят, следственный эксперимент, соответствующе.
В голосе его наигранная беспечность.
— Да? — откликаюсь. — А у меня другая информация.
— Какая? — быстро спрашивает он.
— Что это продолжение канадского фильма.
Андрейченко взглядывает на меня.
— Про Мишку?
— Ну да.
Из конторы уже спешит директор, ветер раздувает его шевелюру, он торопливо достает солнцезащитные очки. Из научного отдела появляется Дмитриев с тяжелым, каким-то неподвижным римским лицом. Директор взглядывает на него. Дмитриев на него. Директор надевает очки. Они не говорят друг другу ни слова. Оба ждут арбитра из Главохоты. А вместо него прибыли канадцы? И снимают поджигателя Мишку?
По берегу с другой стороны идут Прасоловы, Сергей, исполняющий обязанности главного лесничего, и его полненькая и хорошенькая Катя, они возвращаются после обеда на службу. Заметив шествие с кинокамерой, замедляют шаги.
Над морем и пирсом реют чайки. У пирса покачивается на слабой волне катер.
Капитан катера поднимается на палубу, стоит, смотрит на берег. Лицо его сильно помято. Он с трудом сглатывает, морщится. На пирсе курит задумчивый большеносый матрос с лысиной.
— Белкин! — зовет капитан и отдувается, как будто поднял гирю. — Че там такое?.. Кто наступает?
Матрос Белкин отвечает не сразу. Затягивается, сплевывает — не в воду, а на пирс.
— А хер его знает, Палыч.
Капитан Палыч, такой же носатый, с большой бородавкой на щеке, с серебристой щетиной, синеглазый, обдумывает полученную информацию.
— Ну так сходи узнай, — наконец произносит он решительно и чешет затылок.
— Васек! — кричит Белкин.
На палубе показывается сивый паренек в тельняшке и «семейных» трусах.
