Цирцея с превосходством посмотрела на госпожу Гримсен.
– Хотя, конечно, «мускусом» как-то привычнее, – заключила дама, распахивая веки. – Всегда хотела узнать: как двум разным людям удаётся писать вместе? Неужто не возникает разногласий?
Соавторы переглянулись.
– Никогда, – сообщила Цирцея после паузы.
– Ни единой минуты, – добавила госпожа Гримсен.
– Полное взаимопонимание.
– Пишем душа в душу.
– Знаете, я только начинаю фразу…
– А я её уже заканчиваю!
– Я хотела сказать – «подхватываешь».
– Подхватываю и улучшаю.
Цирцея приобняла госпожу Гримсен. Госпожа Гримсен прижалась щекой к Цирцее.
В этом месте мы с Неттой потихоньку улизнули. Закончив расставлять экземпляры в витрине лавки, я отодвинулась, чтобы полюбоваться результатом.
Книга Анны Жар и Анастейши Пожар взорвала «Амазон» и уже шестнадцать недель держалась в первой строчке рейтинга. Авторы так и не сумели договориться насчёт названия, поэтому совместили оба варианта, плюс прибавился редакторский, получилось «Обнажённая сага о мести в Королевстве запретных грёз на рассвете безудержной страсти». В общем, уже одно только это заглавие пропихнуло роман сразу в середину топа, вторую половину пути проделала обложка, от которой меня бросило в жар. Главный герой получился поразительно похож на оригинал, разве что я никогда не видела оригинал обнажённым выше и ниже пояса, а в качестве модели для девушки взяли, естественно, не рыжий метр с кепкой, а Регину. Увидев результат, она подала на художника в суд за то, что изобразил её в платье, вышедшем из моды двести лет назад.
По сюжету небезызвестного принца зовут Чарминг-Валентайн, ну и с биографией у него всё как надо: трудное детство, предательство возлюбленной, комплексы из-за неправильного прикуса, что в сумме озлобило его на весь мир, навеки отвратив от любви. Вечность закончилась за тридцать страниц до финала, когда герои наконец превозмогли, добились, доползли, утрясли, признались, выяснили, что прикус лечится хорошим ударом в челюсть в сочетании с восстанавливающим заклинанием, и вообще поняли, что все их проблемы – тлен в сравнении с любовью, которой и занимались вплоть до слова «конец».
– Исправлять злодеев – только портить, – поморщилась Нетта, перевернув последнюю страницу.
Но далеко не все с ней согласны. К авторам уже обратилось несколько продюсерских компаний с предложением об экранизации.
– Кстати, о злодеях… – я помялась. – Помнишь, в заклинании Кольца была такая фраза: «И недруг, чьё сердце лишь злобе открыто, навеки повязан пребудет заклятием»?
– Я как-то не старалась в тот момент запоминать, но верю тебе на слово. А что?
– Как думаешь, почему Варлог меня поцеловал?
– Ты сейчас о котором из разов?
– Самом последнем… Я имею в виду, что вместо того, чтобы прокричать «чума на все ваши дома!» или что-то в таком духе, когда понял, что проиграл, он предпочёл… попросить поцелуй? Хотя выгоды здесь не вижу: я не ведьма, соответственно, он не мог надеяться вытянуть из меня силы или ещё как-то использовать. В общем, не вяжется это с образом абсолютного зла, чьё сердце открыто лишь злобе, не находишь?
Нетта призадумалась.
– Похоже на то. Может… ты ему и правда понравилась? Ты ведь шикарна, детка!
Мы помолчали.
– Но Бальтазара я ему всё равно не прощу, – упрямо заявила подруга, протянув коту фирменную печенюшку в форме ворона, которую тот с жадностью заглотил.
Пленника мы нашли наутро после бала в башне. Вопреки опасениям, с ним хорошо обращались. По крайней мере, измождённым и оголодавшим он не выглядел, и, как по мне, Нетта перестаралась, залечивая его стресс. В итоге кот разожрался до такой степени, что ножки тех стульев, которые он решает почтить своей массой, жалобно дрожат, как и ножки тех людей, на колени к которым он запрыгивает.
– Мне кажется или кое-кто сейчас судорожно пытается вспомнить, не выкинул ли листок с губным автографом Регины? – поддразнила подруга и потрясла «Обнажённой сагой». – А что, попунктное пособие по перевоспитанию злодеев уже есть.
– Прекрати! Даже если на секунду предположить, что они с Касом не переубивали бы друг друга, а горожане смогли простить и забыть, что Варлог хотел их уничтожить, не представляю, как он, с его амбициями и специфическими пристрастиями, вписался бы в современный мир.
А сама уже мысленно перенеслась на несколько лет вперёд.
Вот я выхожу с подносом на залитое солнцем заднее крыльцо, в гриндерсах и юбке колокольчиком в стиле домохозяек 1950-х, и, улыбаясь в камеру, произношу:
– Дорогой, ты ведь не рассердишься, если скажу, что, кажется, постирала твой белый дублет с красным свитером? Но есть и хорошая новость, – протягиваю поднос, – я испекла твои любимые мясные эклеры!
Сидящий на траве молодой мужчина оборачивается, так что становится виден пристроившийся у него на коленях темноволосый малыш. Дитя агукает и с гордостью показывает на мишень, утыканную ножами по контуру испуганной белки.
– Милый, – укоризненная улыбка, – тебе не кажется, что для начала стоило научить его ходить?
Я помотала головой, прогоняя образ.
– Ладно-ладно, шучу, – хмыкнула Нетта.
И она правда шутила.
– Всё, мне пора, – объявила я, пряча в сумку свой надписанный экземпляр книги, – увидимся вечером. Не забудь: жду вас с Чезаре к семи.
Через несколько шагов подруга меня окликнула и с тревогой спросила:
– Виски, а ты… уверена, что стерва таки сдюжит вернуть Каса домой?
– На все сто, – улыбнулась я и вышла.
Регина сейчас действительно землю роет в поисках решения проблемы, что не лучшим образом сказывается на её и так не сахарном характере. Когда шок прошёл, она с восторгом приняла новость о своей ведьминской сущности, но длился восторг ровно до того момента, когда выяснилось, что просто пожелать и взмахнуть ручкой недостаточно – даром придётся учиться управлять. Причём, как и любой другой профессии, учиться долго и трудно. По идее – всю жизнь. Сработавшее на балу состояние аффекта несёт случайный характер и сравнимо со стрельбой по мухе картечью, полагаться на него нельзя. Сам же дар… скажем так: это всё равно что видеть в голове потрясающие картины, но без владения техникой и красками проку от подобного мало.
К новому родственнику Регина отнеслась прохладно, и симпатий не прибавилось, когда Ксавьер притащил указанные Имельдой фолианты, лопавшиеся от формул и непонятных символов. Дочка мэра наотрез отказалась разбираться в «бредовой ахинее»… и отец отключил ей кредитную карточку.
Уже через неделю Регина засела за талмуды.
В отличие от дочери, мэр Санкёр по-своему старается наладить отношения с родственником из прошлого, поэтому на следующей неделе Ксавьер приглашён к ним на ужин.
