Решил проблему, пожалуй, «умный дом» Лайонела. Сама обстановка и гениальные технологии стали лишним свидетельством того, что мой мир не был порождением юношеской фантазии, которой ее автор придавал столь важное значение, что она переросла в нервный срыв.
Он был реален, осязаем и производил весьма внушительное впечатление.
Лайонел продемонстрировал моим родителям и сестре кучу своих поразительных изобретений, но я хорошо видел, что Пенни не проявляла к ним должного интереса. Ей плевать на гаджеты. Ей нравятся книги, сделанные из бумаги и клея. Подушки, набитые перьями. Стулья, изготовленные из дерева и скрепленные гвоздями. Фруктовые деревья, выращенные в бархатной земле. Поцелуи с тем, кого любишь.
Мы стояли возле панорамного окна, откуда, поверх ржавых утесов, открывался вид на белопенное Южно-Китайское море. Мы разговаривали.
Вот еще одно из того, что любит Пенни – говорить. И слушать. Обдумывать. Сопоставлять точки зрения. Пытаться понять.
За десятилетия, потраченные на путешествие в прошлое, я многое утратил. Я даже подзабыл, что это такое – единение с другим человеком.
Я словно превратился в труп, залитый бетоном, запечатанный в стальную коробку и отправленный в открытый космос. Замороженное бездушное тело, увлекаемое в пылающее сердце Солнца.
Казалось, что я лишился способности любить навсегда.
Чтобы обрести ее снова, потребовалось десять секунд в обществе Пенни. Она посмотрела на меня, и все вернулось.
134
Остров Гонконг славится своими приятными закатами. Этот, к примеру, расцветил раскинувшийся внизу водный простор переливами розового и оранжевого.
– Я верю тебе, – произносит Пенни. – Но скажи мне, насколько все важно?
– Очень важно, – откликаюсь я.
– Но я не знаю, достаточно ли… – начинает она и умолкает.
– То есть можно ли это считать началом?
– Думаю, это можно считать началом, – подтверждает она.
– Вот и отлично, – улыбаюсь я.
– Конечно, возможно, что ты заранее насочинял всего, чтобы обманом заставить меня вновь влюбиться в тебя. Но если и так, то подход – весьма творческий.
– Твои слова «вновь влюбиться в меня» следует понимать так, что ты меня разлюбила?
– Ага, – кивает Пенни. – Хотя… даже не знаю. В значительной степени.
– А теперь?
– А теперь ситуация донельзя усложнилась.
– Я не могу изменить того, что произошло. У меня есть доступ к машине времени, но я, в принципе, бессилен. Я бы, наверное, мог объяснить, насколько реальность похожа на крем-брюле, но сомневаюсь, что в моем случае это поможет. Полагаю, что темная часть моего сознания или чего-то там еще уже исчезла навсегда, но я знаю, что тебе моих заверений будет недостаточно. Я могу просить у тебя прощения до смертного часа, если ты позволишь, но, по-моему, нам просто стоит попытаться вернуть то хорошее, что было у нас в Торонто. Я хочу каждый день нашей с тобой жизни доказывать тебе, что тот кошмар, который произошел с тобой, никогда не повторится. Но если ты действительно чувствуешь, что к прежним отношениям вернуться нельзя и все утрачено навсегда, я приму это как данность. Правда. С меня хватит того, что я буду знать: ты жива, здорова и в безопасности.
– Я имела в виду кое-что другое.
– Другое? – переспрашиваю я.
– Я беременна, – произносит Пенни.
– Вроде как ребенком? – тупо спрашиваю я.
– Да. Беременна вроде как ребенком, – повторяет она.
– Забавно! – восклицаю я. – Хоть я только собственноручно спас пространственно-временной континуум, человеческую цивилизацию и данную реальность, но это лучшее из всего, что произошло!
Пенни смотрит в окно. Солнце наполовину погрузилось за горизонт, горячий диск тает в прохладном море – уходит, уходит, исчез…
– Жаль, что меня не было рядом, когда ты это узнала, Пенни.
– Ты был немножко занят спасением мира.
– Точнее говоря, я старался помочь реальности не рассыпаться в прах.
– Только не надо так серьезно, – советует она. – За пределами этой комнаты никто и понятия не имеет о том, что случилось. По сути, ты сделал лишь одно: не дал реальности перекоситься еще сильнее, чем сам перекосил ее в прошлый раз. Поэтому давай не будем постоянно превозносить первого хрононавта, спасшего мир.
– Знаешь, в одной из реальностей я – этакий отчаянный рубака, воин апокалипсиса.
– Ты хочешь сохранить в себе бойцовские качества? – спрашивает она.
– Никогда ничего так не хотел, – признаюсь я.
– Я чувствую нечто подобное, – усмехается Пенни.
– Пенни, прости меня.
– И ты меня прости. Только не спрашивай: за что? Потому что, можешь мне поверить, я в глубине души сомневалась в тебе. Были у меня поганые, мстительные мыслишки о тебе. Не так-то легко стереть все из памяти и жить по-прежнему. Но я бы хотела попробовать.
– И я, – говорю я.
Моя история почти завершена. К сожалению, писатель из меня никудышный, и потому я неспособен передать, что же представляет собой поцелуй с женщиной моей мечты после перерыва в пятьдесят один год.
В общем, я ограничусь самыми простыми словами: это очень хорошо!
Кстати, Пенни умалчивает о некоторых вещах. Чего она никогда не скажет. Что мы никогда не будем обсуждать – ни разу, даже мельком. Она не знает точно, когда был зачат наш ребенок. Нас охватила недавно вспыхнувшая страсть, и мы почти не думали о том, где и когда вступить в очередную близость. Это могло случиться и один, и два, и три, а то и четыре раза. И еще, не исключено, что постарался Джон. С генетической точки зрения такой расклад совершенно не важен. В психологическом отношении – понятия не имею. Возможно, ничего уже не имеет значения. Возможно, это чудо, возникшее из кошмара реальности. Или своекорыстный взгляд на случившееся.
Вероятно, я поганец, если позволяю себе хотя бы думать, что мимолетный, неуловимый момент зачатия, знаменующий зарождение человеческой жизни, может хоть как-то сказаться на будущем нашего малыша.
Наверное, мне следует избавиться от вереницы глупых мыслей и просто радоваться.
Возможно, именно так я и поступлю.
135
О том, как начинается будущее.
Отец займется скрупулезным исследованием технических характеристик Двигателя Гоеттрейдера, и у него голова пойдет кругом. Невзирая даже на то, что я, как вы знаете, уже просветил его насчет того мира, откуда я прибыл. Однако бредовые россказни сына, который вполне может страдать психическим заболеванием, – это одно, и совсем другое – реальная машина, вырабатывающая секстиллионы джоулей экологически чистой энергии. Как говорится, почувствуйте разницу.