Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
— Дед мой был могучий кузнец. Мог лошадь остановить. И, когда я шел на встречу с агентом или нелегалом, я, помимо соблюдения всех предосторожностей, которым нас обучают, вспоминал о деде и тихонько повторял про себя: уходите от меня, не прикасайтесь ко мне. Я иду на работу, иду важное дело делать. Не мешайте.
Если сам себя не успокоишь, то кто это сделает? Только Лиза. Но я всегда старался все тщательнейше продумывать. И никакой работы на ура. Постоянно пересекая границу одной страны, мы даже знали манеру работы их карабинеров. Старались не попадаться часто на глаза одним и тем же людям: вдруг эта частота наших пересечений вызовет подозрения? От некоторых таможенников, пограничников, выказывавших большое служебное рвение, старались держаться подальше. Шли через других, более дружелюбных. Нам было чего опасаться: через границу перевозились секретные документы.
— Вы служили и в военной разведке, были преподавателем в спецшколе, работали под крышей диппредставительства, больше двух десятилетий в нелегалах… Что интереснее всего?
— Когда разведчик в консульстве, ему говорят: сходи, возьми, дай задание. А когда ты нелегал, все или почти все зависит только от тебя. И пользы от тебя гораздо больше. Нелегальная работа — самая почетная.
— Михаил Исаакович, на своем столетии вы спокойно выпили, сам видел, рюмочку.
— Да вы сами со мною ее и подняли. Можно и две, может, три.
— Что из напитков любите? Водочку?
— Да нет. Я предпочитаю виски «Блэк энд Уайт».
Ушли Майкл и Эльза
Разведчик-нелегал Михаил Мукасей скончался на 102-м году жизни, его жена Елизавета Ивановна Мукасей через несколько лет на 98-м.
Трогательная была и очень интеллигентная пара. Елизавета Ивановна могла часами рассказывать о великих народных артистах МХАТа. А кому было знать их как не ей, пять лет проработавшей после возвращения из Штатов секретарем Художественного Совета легендарного театра. Актеры со званием народных наперебой рассказывали, что в нее в ту послевоенную пору были влюблены гениальные и великие.
Но ей и самой вместе с мужем было суждено стать легендами — только нелегальной разведки. Вообще из этой пары нелегалов более разговорчивым был, как ни странно Михаил Мукасей.
В 2007-м, мы отпраздновали в гостеприимном доме Мукасеев 100-летие его хозяина. Больше всего меня поразило, что юбиляр успевал и поднимать тосты, и изящно отвечать на шутки друга, народного артиста Льва Дурова. Елизавета Исааковна сидела в колясочке, и все припоминала о Штатах, о других далеких и близких странах. Но вот кремень: ни слова о разведке. А зато сколько о МХАТе, о Чарли Чаплине. Коронным был ее рассказ, как по просьбе мужа-консула наши моряки привезли во время войны в подарок Чарли запрошенного им настоящего медвежонка.
Я понимаю: всему и всем свой черед. Да и дожить бы, сохраняя бодрость духа и трезвое сознание, хоть до 80. И все равно на сердце горько. Уж очень они были хорошими людьми. С ними было легко. Жаль, не зайти мне больше в скромную квартирку на Фрунзенской…
В разведку на всю жизнь
Почему лучшие представители одной из самых рискованных профессий живут долго и, как правило, счастливо?
Судьба бывшего председателя КГБ Владимира Крючкова настроила на лад несколько ностальгический. Признаться, не числился Владимир Александрович, возглавлявший мощнейшую секретную службу мира в переломные годы сокрушительного перелома с 1988-го по 1991-й, в числе главных моих героев, да и симпатий. Но сколько же всего вмещает одна отдельно взятая человеческая судьба крупной личности. Тут и многолетнее руководство советской внешней разведкой. Афганистан, в который вошли и где работали до изнеможения или до пули душмана. Непонятно зачем понадобившееся хождение в ГКЧП и заранее обреченная на полный провал поездка в Форос к Горбачеву, завершившиеся в довольно зрелом возрасте полуторагодовалой отсидкой в Матросской тишине. И выигранный суд с реабилитацией.
Мои звонки вроде бы отошедшему от дел Крючкову нарывались на вежливые «Давайте попозже. Заканчиваю серьезную работу. Благодарю за память». И вышедшие-таки книги воспоминаний действительно свидетельствовали: генералу армии было некогда беседовать с историком разведки. Он сам был ее живой историей. Двухтомник полон таких откровений, что людям далеким от профессии, которой до последнего вздоха преданно занимался Владимир Александрович, даже и близко не понять, какой ценнейший вклад он нам оставил.
Столько выпало Крючкову испытаний, но при унизительно-средней продолжительности мужской российской жизни в 58, а теперь аж в 59 лет, экс-председатель КГБ, прошедший на склоне лет и тюрягу, дожил до 83-х. Его гнобили, обливали, как многим казалось, честно заслуженной грязью — он стоял и выстоял.
Что же скрывается за этим честно выстраданным феноменом: многие выдающиеся разведчики живут неправдоподобно долго. Не могли мы в свое не обсудить эту тему с Героем России Владимиром Борисовичем Барковским.
Его часовые безалкогольные лекции, которые можно было слушать, но никак нельзя записывать, сразу тянули на триллер. Барковскому было уже под 80, но он знал назубок все имена, псевдонимы, помнил даты, вникал в тончайшие детали. Я чуточку ревновал к этой феноменальной памяти. И на последовавший вопрос «как это удается?», правда без обидного и с трудом скрываемого «в ваши-то годы», — ответил мне (пару раз для наиболее полного усвоения) без всяких шуток:
— Разведка — это такая сфера деятельности, которая здорово укрепляет память. В условиях экстрима, нервного напряжения, риска профессионал вытаскивает, выжимает из себя все силы и ресурсы. Иногда даже ему неведомые, скрытые. Если это удается, разведчик повышает класс. Его мозг постоянно в работе, в действии. Когда тут стареть? Истязая себя мыслью, вы удлиняете собственную жизнь. И если уж добрались до каких-то возрастных вершин, то приобретенные и постоянно используемые интеллект, память, умение спокойно и точно анализировать продлевают ваше активное существование. До вечности далеко, а до 80 и дальше — вполне и вполне», — то ли шутил, то ли всерьез говаривал Владимир Борисович.
С течением лет парочку раз приходилось встречаться уже у него дома, на Балтийской: у Владимира Борисовича страшно болели колени. «Не повторяйте моих ошибок, — наставлял он. — Не надо было задерживаться в теннисе до девятого десятка. Я вовремя бросил планеризм и мотоспорт, а вот теннис — не смог». И был, видел собственными глазами, одним из завсегдатаев открытых динамовских кортов на Петровке.
Может, физическая культура и пригодилась кому-то в нелегальной разведке. Хотя ярких примеров тому что-то не слышал. И первый открытый народу советский нелегал Рудольф Абель, он же Вильям Фишер, и его друг и коллега Конон Молодый повторяли: там, где начинается погони или стрельба, разведка заканчивается.
Звонки последнего из ЧК, полкового комиссара Бориса Игнатьевича Гудзя раздавались у меня дома где-то часам к одиннадцати вечера. Для него настоящая жизнь начиналась поздновато. Мы познакомились за несколько месяцев до его 100-летия. На мою просьбу о встрече он отозвался тотчас: «Приезжайте сегодня же. В мои годы нельзя ничего откладывать ни на день». Мы проработали в согласии, а иногда и в спорах, больше трех с половиной лет. Я приезжал к нему на «Спортивную» поздним вечером, а он, получив заранее список моих вопросов, давал основательные ответы. Иногда активный участник операции «Трест» рисовал мне детальнейшие схемы, по которым действовали они, ученики основателя ЧК Дзержинского и идеолога всей системы внешней разведки, персонального учителя Бориса Игнатьевича — Артузова. Расхаживая по комнате, он в поразительных подробностях описывал мне смерть Бориса Савинкова, рассказывал и даже показывал, как Дзержинский целовал руку польской красавице-графине. А уж о токийских подвигах Рихарде Зорге, которого лично «вел», сидя в Москве, о причинах его провала Борис Гудзь говорил часами и часами. Я забывал, что передо мной человек, давно перешагнувший 100-летний рубеж. Что это его чуть не отправил на тот свет Сталин, вышвырнув с работы в 1937-м. Он бедствовал, работал ночами водителем автобуса, горевал, так и не отыскав могилу единственного сына — фронтового разведчика. Но все эти горести как-то забывались, когда под Новый год 102-летний Гудзь звонил мне перед своим отъездом в дом отдыха: «Как вы думаете, есть у них там хорошие лыжи? Или нет, лучше я возьму свои, беговые, что подарили из «Динамо». Хоть покатаюсь, как следует».
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
