27 июня 1825 года Делеклюз был среди счастливых избранников, приглашенных послушать, как прекрасная Дельфина Гей читает стихи собственного сочинения о недавней коронации Карла X. Затем Тальма декламировал избранные отрывки из Расина и Дюси. В большом салоне Жюльетты собралось около полусотни человек: изысканный и неоднородный партер.
Рядом с кумиром, Шатобрианом, яростная оппозиция которого правительству во главе с Виллелем привлекала к нему либералов, бонапартистов и республиканцев, можно было встретить официальных лиц, например Адриана, проездом в Париже, Матье де Монморанси, по-прежнему бывшего в фаворе, герцога де Дудовиля и его сына Состена де Ларошфуко (оба входили в правительство), но также журналистов — Дюбуа из «Глоб», Бертена де Во, выпускавшего вместе со своим братом, Бертеном-старшим, «Журналь де Деба», Анри де Латуша, который вскоре опубликует «Фраголетту», либералов типа графа де Сент-Олер или маркиза де Кателлана, ученых, например великого Ампера или Моля, а также старых друзей Жюльетты — братьев Паскье, графа де Форбена, Проспера де Баранта, Александра фон Гумбольдта… Не считая уже членов семьи и подруг: г-жи де Буань, г-жи де Кателлан и ее дочери г-жи де Грамон, юной поэтессы Элизы Меркёр и двух дам, жительниц Аббеи, приходивших по-соседски, — г-жи д'Опуль, дочь которой одно время брала вместе с Амелией уроки у г-жи де Жанлис, и бывшей «звезды» императорского двора, которая теперь закатилась и разорилась, — герцогини д'Абрантес, она же г-жа Жюно…
***
Шатобриан вскоре тоже сменит обстановку: после этого вечера декламации Амелия написала Балланшу письмо с подробным рассказом, в котором содержится небольшое кислое замечание: Шатобрианы купили «развалившийся сарай» рядом с больницей. Они заплатили за него сто тысяч франков: «Всё то же безрассудство!» Так что в скором времени бывший министр поселится в этом скромном жилище по улице Анфер и проживет там до 1838 года. Отказавшись от пенсиона государственного министра, на который он имел право, непредусмотрительный виконт мало тревожился о своем финансовом будущем. Однако он решится на заключение сделки со своим издателем Ладвока: публикация Полного собрания его сочинений в двадцати семи томах, в том числе семь ранее не издававшихся, должна была принести ему пятьсот пятьдесят тысяч франков, выплаченных в пятнадцать приемов. Таким образом он надеялся на некоторое время обеспечить себе безбедную жизнь. Он ошибался.
Пока для него было важно одно: полемика по ключевой теме свободы прессы, которую он вел в речах в палате пэров, в статьях, а порой даже во Французской Академии. Он делал это столь талантливо, что его престиж в глазах нового поколения рос: парадоксальным образом этот дворянин из «крайних», защитник христианства и исключительной королевской власти, стал объективным союзником и рупором либеральной оппозиции… Однако своей главной цели — сбросить Виллеля — он из виду не упускал. Это произойдет в конце 1827 года. А до той поры, в течение двух с половиной лет непримиримой борьбы, Шатобриан опирался на Жюльетту: он знал, какой благодатной почвой для него был ее салон. Там он сколько угодно мог общаться с собеседниками всех мастей — противниками, друзьями и союзниками. Если он стал оракулом своего времени, то в том числе и потому, что этот человек, столь часто остававшийся в одиночестве, был вполне доступен у камелька в Аббеи: среди молодых посетителей, приходивших туда с ним познакомиться и часто с ним там видевшихся, можно назвать Монталамбера, Кератри или Дювержье де Оранна, которые сделают блестящую карьеру при следующем режиме.
В салоне г-жи Рекамье отстаивали и другую свободу — независимость Греции. Шатобриан упоминает об этом в своих «Записках», а Жюльетта из Неаполя сообщала ему о чувстве разочарования, которое испытали вожди национального движения при известии о его отставке… Вскоре Франция, Англия и Россия помогут им одержать победу над турецким флотом при Пилосе. В 1829 году Адрианопольский договор осветит собой вновь обретенную свободу.
Жюльетта следила за учебой Фемистокла Канариса, сына одного из героев борьбы за освобождение Греции, мстителя за резню в Хиосе, о котором упоминает Шатобриан в своих воспоминаниях, когда, получая письмо от отца, он просил сына перевести его на французский. Юный ученик часто писал к своей прекрасной покровительнице. Этот мальчик мог очаровательным образом, без всяких комплексов, попросить, например, о таком: «Прошу Вас забрать меня на один из этих трех дней, без прочих греков — они недостойны Вашей дружбы…»
Он был молодой, да ранний: всегда подписывался: «Ваш маленький должник»!
Смерть Матье
По возвращении из Рима Жюльетта ближе сошлась с приятелем прежних дней — Бенжаменом. Он сильно переменился за последние годы: постарел и влачил свою долговязую патетическую фигуру на костылях, на которых ему приходилось передвигаться после перелома ноги, от которого он так и не оправился…
За десять лет он не отступился от своего либерализма, что даже принесло ему серьезные неприятности: гражданство этого парламентария было оспорено, два процесса, затеянные прессой, принудили его столкнуться с правосудием. Дело могло бы принять серьезный оборот, если бы не вмешательство Жюльетты и ее друзей: пока Шатобриан находился на посту министра, Бенжамен наверняка угодил бы в тюрьму. Но штраф уплатить все же пришлось. Бенжамен взывал к прекрасной подруге, и всякий раз, когда нужно было защитить и по возможности спасти «политического», приговоренного к смерти, г-жа Рекамье действовала, не давая себе передышки…
Наконец, Бенжамен пожелал быть причисленным к сонму бессмертных, а Жюльетте приписывали влияние в вопросах избрания его во Французскую Академию… Осенью та как раз должна была пополниться новым членом взамен Биго де Преамене…
Когда Жюльетта отдыхала в августе в Волчьей Долине, явился еще один бывший воздыхатель — принц Август. Много воды утекло, и все же каждый раз при встрече с ней он снова загорался и на некоторое время вновь покорялся ее чарам, чарам их близости в Коппе. Он был в курсе нынешней привязанности Жюльетты к Шатобриану, с которым был знаком со времени его посольства в Берлине. Принц и посол встречались под портретом кисти Жерара, и им, возможно, казалось, будто тот задумчиво по очереди их рассматривает… Победа осталась за послом, но принц ничего не забыл.
Спокойствие Долины было возмущено детскими выходками и фантазиями: Август дал Жюльетте понять, что охотно женился бы на ней, если бы она была свободна. Если бы она была свободна — другими словами, если бы г-н Рекамье отошел в мир иной… Однако г-н Рекамье, несмотря на возраст и недавние финансовые проблемы, оставался неисправимым оптимистом! А молодой Ампер, бывший в Волчьей Долине проездом, услышал о предложении принца. Тотчас же Керубино, который как будто остепенился по возвращении из Италии, снова полюбил Жюльетту. Почему бы ему не добиться того, что предлагает принц? Жюльетта не сказала «нет». Она даже сказала: «Все это кажется смешно, но вполне может случиться…» И Ампер размечтался… Он признался ей из Вантейля, где после погостил немного у своих друзей Жюсье, «что принц, а более его другой человек, который тоже может оказаться свободным, сильно его тревожат…».
