— Будь добр, дай мне немного побыть наедине с собой.
— Извините, маэстро.
Я снова занялся дыханием. Скрип пера по бумаге стих. Я уже начал обретать меланхолический покой, как нас потревожили звуки шагов наверху и сдвигаемых с люка ящиков. Мы со старшим поваром переглянулись — для Доминго слишком рано. Люк открылся, в подвал упал наполненный пылинками луч света и опустилась лестница. На верхней ступени показался поношенный башмак. Слава Богу, не солдатский сапог! Старший повар поднялся, положил книгу на ящик, загородил собой и остался стоять с пером в руке. За башмаком появились ноги, и в подвал спустился юноша со свертком под мышкой.
— Марко? — удивился я.
Люк с грохотом захлопнулся.
— В чем дело? — Освещенное лампой лицо синьора Ферреро выражало и удивление, и гнев.
Марко остался стоять у подножия лестницы, и даже в сумраке подвала я заметил, как он доволен собой.
— Я вам кое-что принес. — Мой друг развернул сверток и показал нам батон хлеба. — Заскочил на кухню и узнал, что вы убежали сломя голову, а за вами по пятам погнались «черные плащи». Доминго, услышав, что я украл для вас хлеб, сказал, где вы прячетесь. Вы ведь голодны?
— Черт! Что тебе надо?
Марко рассмеялся.
— Доминго верен себе. Не хотел со мной разговаривать. Тогда я его спросил: «Неужели ты допустишь, чтобы Лучано остался голодным? Вспомни, сколько раз он приносил тебе еду?» — Марко хлопнул меня по плечу. — Выше голову, Лучано! Ты ведь не собирался удрать от меня с книгой?
— В этой книге для тебя ничего нет.
— Рассказывай. А почему все только и мечтают ее заполучить?
— Ты не понимаешь…
— Я понимаю одно: тебе не удастся отделаться от меня.
— Пресвятая Мадонна! — Старший повар провел ладонью по волосам и вполголоса выругался. Я испугался, что Марко может попытаться отнять книгу силой, и, встав на его пути, широко расставил ноги. Теперь, чтобы добраться до моего наставника, ему придется пройти через меня.
На лице Марко появилась злобная улыбка.
— Надеешься справиться со мной?
Синьор Ферреро встал рядом.
— Нас двое.
Марко привалился к невысокому штабелю ящиков.
— Никто не собирается драться. Неужели ты сомневаешься, что я все продумал? Плохо же ты меня знаешь, Лучано. Таким, как я, вознаграждения не получить, не говоря уже о месте в сенате. Если я принесу книгу, ее у меня отнимут, а меня, может, еще и убьют.
— Это верно, — кивнул старший повар. — В таком случае что тебе здесь надо?
— То же, что и вам. Когда придет Доминго, я уплыву вместе с вами. В книге есть формула золота. Не спорьте, я знаю. И последую за книгой, куда бы ее ни увезли.
— Марко, — расстроился я, — ты не ведаешь, что творишь.
— Совершенно не ведаешь, — согласился мой наставник.
— Я остаюсь. Как вы сумеете этому помешать?
Я сделал шаг вперед.
— А что же будет с Руфиной?
Марко шмыгнул носом.
— Если я не нашел ее до сих пор, то никогда не найду. Н'бали подтвердила то, что мы давно знали: моя сестра умерла.
Я кивнул. Оказывается, он в силах принять эту мысль.
— В любом случае, — продолжал Марко, — если бы даже она была жива, чем бы я сумел ей помочь, если едва могу прокормить себя? Книга — мой единственный шанс. — На его лице отражались то злоба, то отчаяние, и я понял, что нам от него не избавиться.
— Хорошо, Марко.
— О Боже! — Старший повар сел и обхватил голову руками. — Я должен подумать.
Марко ухмыльнулся.
— Думайте сколько угодно. — Он тоже опустился на ящики и, устраиваясь удобнее, откинулся на штабель. Мы успокоились и стали ждать Доминго. — Слышал, наш путь лежит в Испанию? — Марко лег на спину, уперся ногами в стену и подсунул руки под голову.
Я не хотел на него смотреть и не хотел знать, смотрит ли на меня наставник. Сел на ящик и закрыл глаза. Попытался сосредоточиться на дыхании, но минутой позже мы все пришли в волнение — но деревянному полу над головой загрохотали тяжелые сапоги. Из открытой задней двери бара послышались голоса «черных плащей» и долетели до нас через окошко под потолком подвала.
— Ворованное вино можешь оставить себе. Нам нужны те, кого ты прячешь.
— Не понимаю, о чем вы говорите. Я простой хозяин бара.
Меня немного подбодрило, что он остался спокоен, словно подобные налеты были для него не в новинку.
— Люди видели, как они сюда вошли, — заявил один из «черных плащей».
— Ошиблись. Но раз уж вы здесь, как насчет того, чтобы выпить? Разумеется, за счет заведения. — Звон разбиваемого стекла заставил нас подскочить. — Что вы творите? — взвизгнул хозяин бара. — С ума сошли?
— Сошли, сошли, — отозвался «черный плащ». — Настолько потеряли голову, что способны перерезать тебе глотку!
— Мадонна миа! Что вам надо? Денег? Возьмите. Что вы делаете?
Я съежился от ужасного грохота: солдаты, должно быть, крушили полки за стойкой. Сердце упало, когда я услышал, как переворачивают столы и разбивают о стены деревянные стулья. Марко соскочил с ящика и поднял глаза на люк. Старший повар достал из кармана кошелек и положил в него письма дочерям. Топот сапог послышался у нас над головой. Раздалась команда:
— Ну-ка держи его!
— Не вырвется.
— Отлично, — отозвался командир. — Все очень просто: я буду отрубать по пальцу за каждый вопрос, на который не получу ответ. Начнем с большого. Вот так…
Хозяин бара завопил. Это был крик боли и страха.
— Они в подвале.
— Все кончено, — проговорил старший повар и махнул рукой в сторону лестницы, давая понять, что ее нужно убрать.
Я быстро перенес лестницу из-под люка под окно. И в это время мы услышали, как сапоги протопали в комнатушку за стойкой.
Синьор Ферреро схватил масляную лампу и разбил ее о ящик с винными бутылками и соломой. Язычок пламени перескочил с соломы и обуглил дерево. Искра попала в другой ящик, и старший повар сдвинул горящую тару вместе.
— Вы сошли с ума? — закричал Марко.
«Черные плащи» над нашими головами освобождали люк.
Пропитанное маслом дерево вспыхнуло ярким пламенем, мы заслонили руками глаза, от жара начали рваться бутылки, и к потолку поднялся густой дым. Сквозь треск горящих ящиков я услышал, как старший повар прошептал:
— Прости меня, Боже.
— Не надо, маэстро! — испугался я.
— Ах ты, гад! — Марко прыгнул вперед и схватил синьора Ферреро в тот момент, когда тот швырнул книгу в огонь. Он попытался достать ее из пламени, но тут же отпрянул, зашипев от боли.
