— Глупыш, ты же пожалеешь!
Про своих гостей, прием она и думать забыла, ее трясло отярости и желания размазать сопляка по стене. Но сделать это было не так-топросто. Атанасиос одной рукой удерживал обе ее руки, да так крепко, что вскоредевушка поняла: из нападавшего она превратилась в пленницу.
«Может, ты все-таки выслушаешь меня?» — написал нахал.
— Я не намерена тебя слушать! — крикнула она прямо в егосамодовольное лицо.
Не спуская с нее сверкающих глаз, он вывел на стене: «Мнепоказалось или на тебе нет трусиков?»
Она уставилась на его пальцы, сжавшие тонкие запястьявместе. Ей и в голову не приходило, что мальчишка может обладать такой огромнойсилой.
— Если ты посмеешь хотя бы прикоснуться ко мне... — Онаперехватила его взгляд, устремленный в вырез платья. — Я закричу.
Атанасиос неожиданно выпустил ее и, слегка от себяотодвинув, уже без улыбки, убрал карандаш в карман и сказал:
— Помнится, в свое время ты планировала заполучить Лайонела,чтобы стать сильнее.
Перво-наперво ей хотелось воскликнуть «Не правда», но онасдержалась из любопытства. Разговор становился интереснее.
Атанасиос протянул ей руку.
— Идем? Полчаса со мной и я подарю тебе то, чего ты такжаждешь.
Она хотела спросить, какие у нее гарантии, но тут из однойиз комнат вышел Даймонд и, заметив их, остановился.
Анжелика выискивала в его бледном лице хоть намек наревность, но не находила. Синие глаза были устремлены в пол,красновато-каштановые волосы спадали на лоб, губы оставались недвижимы.
— Подойди, — приказала ему девушка, ненавидя его в этом мигза безразличие сильнее, чем когда либо.
Даймонд приблизился, и она указала на стену.
— Сотри. — А сама вложила пальцы в ладонь Атанасиоса,помурлыкав: — Ну что ж, идем. Люблю настырных.
Они двинулись по коридору, а когда остановились перед дверьюее комнаты, Анжелика украдкой посмотрела на Даймонда. Сердце легонько, но достранного больно, сжалось — он вытирал тряпкой стену без всяких эмоций, так ине поняв, для кого она сказала про настырность. Хотелось кричать, топать ногамии плакать от отчаяния и гнева, но она лишь улыбнулась Атанасиосу, которыйвнимательно рассматривал ее, и прошла в свою спальню, не потрудившись до концаприкрыть дверь.
Ничего на свете ей сейчас не было нужнее, чем добиться отДаймонда каких-то чувств, эмоций, причинить ему боль, показав, что он ничегодля нее не значит. Она с трудом сдерживалась, чтобы не побежать к нему и непроорать, как ненавидит его.
— Кто он? — Внезапный вопрос заставил ее вздрогнуть.
— Мы о ком? — разыграла она изумление.
Девушка видела, он собирался дождаться ответа, но потомпередумал и шагнул к ней.
Ощутив прикосновение его пальцев, ловко расстегивающихпуговки платья, Анжелика поинтересовалась:
— Где гарантии?
Юнец сорвал с шеи бабочку, скинул смокинг, затем рубашку и,достав из кармана складной ножичек, порезал себе шею.
Анжелика с жадностью подхватила губами багряную каплю,выползшую из ранки. На вкус кровь оказалась терпковатой, насыщенной, какхорошее вино. У девушки закружилась голова, она схватилась за плечи юноши,пораженная своим небывалым опьянением.
Он же подхватил ее на руки, донес до постели и положил,пообещав:
— Эти полчаса ты никогда не забудешь.
Впервые с момента их знакомства она заметила,
что он неплохо сложен и сам по себе недурен на лицо. Не точтобы это имело для нее огромное значение, ей приходилось иметь дело и с кудаменее симпатичными мужчинами, но все-таки миловидная внешность никогда неявлялась минусом.
Анжелика приникла к порезу у него на шее, он лежал нешевелясь, позволяя ей пить. Прикосновения его горячих рук к своему телу ейнравились, она с удовольствием выгибалась ему навстречу, но овладеть ею он неспешил. От мальчишки веяло юностью, свежестью и трогательная дрожь его ресниццвета пыли льстила девушке.
Пьяные мысли кружились в голове, точно множество бабочек спестрыми крылышками. Взмахивая ими, они дразнили ее — неспособную поймать ниодну из них.
Анжелика скользила языком по порезу, но тот был слишком мали ее затрясло от нетерпения и сильнейшего желания погрузить зубы в эту нежную,теплую плоть.
Атанасиос придержал ее за шею и, заглянув в глаза,промолвил:
— Я позволю себя укусить...
Девушка воззрилась на его нежно-розовую шею с бьющимсяпульсом, но мальчишка тихо засмеялся.
— Не сюда.
На миг Анжелика замешкалась. На память пришел тот день,когда уродливейший из виданных ею стариков по имени Наркисс сделал ее сильнымвампиром. Страх перед этим безжалостным старейшиной так и не стерся из памятиза два столетия. Вид его омерзительного лица и окровавленного члена яркойкартиной, вместе с обретенным бессмертием застыли в вечности.
Брови Атанасиоса медленно поползли вверх, он истолковал еезаминку по-своему.
— Разыгрывать стыдливость не обязательно, я знаю, ты недевственница.
Она усмехнулась. После двухсот лет едва ли нашлось бычто-то, чем удалось бы ее пристыдить или смутить.
Девушка думала о силе, власти, которую обретет с кровью сынасамого Создателя, и ее переполнило нетерпение и восторг, от которого по затылкупробегали мурашки. Давно забытое человеческое ощущение, когда вдруг становитсяхолоднее, а потом вновь бросает в жар.
Атанасиос не солгал, он позволил себя укусить и получил отэтого не меньше удовольствия, чем она сама. Ее пьянила его крепкая кровь,голова становилась все легче и легче, а тело наполнялось бешеной энергией. Инаконец, она ощутила резкий скачок сердца, оно бешено дернулось, и ожив, глухозастучало: тук-тук-тук...
— Хватит, — приказал тогда Атанасиос и резко перевернул еена спину. Анжелика даже не сразу осознала, что он овладел ею, так поразил еезвук собственного сердца и ни с чем несравнимое, давно позабытое ощущениеравномерных толчков в груди.
Немного позже, лежа рядом с Атанасиосом и слушая ритмичныйстук, перекликающийся со стуком в груди мальчишки, девушка произнесла:
— Это был лучший секс в моей жизни.
Губы его искривила усмешка.
— Оно скоро замедлится и все станет как прежде... — Улыбкасошла с его уст, и он чуть мягче добавил: — Если не считать, что ты теперьбудешь в разы сильнее, моя дорогая.
Он соскочил с постели и, глянув на часы, удовлетвореннокивнул.
— Мы еще успеем потанцевать.
