Среда 16 марта 2011 года
Джим, я заново пережила это. С начала и до конца. И теперь чувствую жуткую слабость. Как будто во мне не осталось сил. Но я это запишу. На всякий случай. Может, для того, чтобы ты лучше меня понял. Или чтобы кто-то это прочел, когда меня уже не будет. Не хочу говорить такие вещи, Джим, но ведь мне уже шестьдесят пять. И я больна. Согласись, Джим, никто не вечен, в том числе и я.
В общем, я опять про тот день – тот самый день накануне Пасхи, когда я пылесосила в его комнате. Мне тогда подумалось, будет ли кто-то любить его, кроме меня.
Он не выходил из комнаты весь день. Это было нормально. Нормально для него, нормально для многих мальчишек-подростков. Но это был канун Пасхи, и к нам приехала Мэган. Мы все сидели внизу, в кухне. Нам было весело вместе, кажется, мы играли в «Тривиал персьют»[22]. Ну, ты понимаешь – музыка, вино, взаимное подшучивание, как это обычно бывает в дружных семьях. В общем, я решила подняться наверх, в надежде вытянуть Риза к нам, и даже захватила с собой тарелку липкого сливочного пудинга. Придя к нему, я села рядом с ним на кровать. У него был такой подавленный вид!
– Что с тобой, мой дорогой мальчик? – спросила я. – Почему ты такой печальный?
Вместо ответа он лишь пожал плечами. Он всегда пожимал плечами.
А ведь он был моим любимцем. Не в смысле, что это был идеальный ребенок, просто он был мой малыш. Он родился таким крошечным! Когда мне дали его подержать, казалось, будто мне вручили пакет с воздухом. Он был моей тенью, постоянно ходил следом за мной. Всегда обращался ко мне за советом, поддержкой, буквально во всем, когда другие уже утратили ко мне интерес. И всегда смотрел на меня печальными, пустыми глазами.
Я положила его голову себе на плечо. Я была слегка навеселе.
– Отстань! – сказал он. – От тебя пахнет вином.
Но он сказал это в шутку. Поэтому я похлопала его по руке и сказала:
– В таком случае не дыши. А я хочу обнять моего сыночка.
Сначала он сопротивлялся. Вырывался, как это обычно делают дети, когда им кажется, что они уже взрослые для телячьих нежностей, но все равно не прочь, чтобы мама их потискала. Я видела, что ему хочется, чтобы я обняла его, что он жаждет моего внимания. Я крепко прижала его к себе, и напряжение тотчас оставило его. Он стал податливым. В следующий миг его лицо оказалось рядом с моим. Сначала я подумала, что это шутка, что он просто пытается понюхать мое дыхание. Я уже было приготовилась сказать что-то вроде: «Ну хорошо, не буду», когда его губы накрыли мои губы, а его язык скользнул мне в рот, упираясь мне в зубы. Он пытался меня поцеловать. Затем он навалился на меня всем своим тощим мальчишеским телом, и я бедром сквозь его брюки ощутила эрекцию. Боже мой! Это ведь мой собственный сын! Мой милый малыш!
О, Джим! Я грубо оттолкнула его. Он отлетел к стене и уставился куда-то в пространство. Тыльной стороной ладони вытер рот. Наверно, я должна была что-то сказать. Я не должна была молчать. Должна была найти нужные слова, поговорить с ним. С моим сыном. Я не должна была бросать его там одного. Но я бросила. Я пулей вылетела из его комнаты, как будто спасалась от какого-то монстра. Выбежав в коридор, я столкнулась с Бет. Она вопросительно посмотрела на меня, затем заглянула в комнату к Ризу. Она поинтересовалась, все ли со мной в порядке, и я в ответ пробормотала, что да.
Мы с ней вместе спустились вниз и закончили игру. Про Риза никто не спросил. Никто не удивился, почему я вернулась в кухню одна, без него. Никто ничего не заметил.
Бррр, ужасно. Ужасно. УЖАСНО. Я не видела его целый день. Было пасхальное воскресенье, и к нам приехали гости. Я хотела поговорить с Колином о том, что случилось. Я ожидала подходящего момента. Удобный момент. Чтобы поговорить спокойно, наедине. Но потом я увидела в коридоре Вики с бутылкой божоле в руках и подумала: не сейчас. Я не могу говорить об этом СЕЙЧАС. Поэтому мы пили, мы смеялись, и я подумала: ЗАВТРА. Я поговорю об этом завтра. Когда уедет Мэган. Когда в доме снова будет тихо. И конечно, к тому времени было уже поздно. Я ОПОЗДАЛА.
