Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Лев Николаевич, видимо, в какой-то момент начал переживать, что мало общается «с народом» – меньше, чем когда проводил зачистки в Чечне и стрелял из пушек в Севастополе, – поэтому повесил колокол у дома в Ясной Поляне. Чтоб, если кто-то захотел с ним пообщаться – приходил и звонил.
В итоге этот колокол начал звонить каждые полчаса. «Барин, а у меня лошадь ногу подвернула». «Барин, а у меня тёлка никак не разродится». «Барин, а царь добрый?»
Короче, он снял колокол и убрал в сарай.
Вот и выбирайте – была ли у Льва Николаевича гражданская позиция.
Думаю, была. Просто в разные времена она по-разному выглядела.
Есть гражданская позиция Горького, который спонсировал большевиков, а потом сбежал от них на Капри. Есть гражданская позиция Бунина, который писал свои желчные «Окаянные дни». Есть гражданская позиция Пришвина, который сидел в лесу и ездил в Москву только за гонорарами. Но при этом писал удивительные дневники. Ещё есть гражданская позиция Бабеля, который воевал в Конармии, и Газданова, который воевал в Белой армии.
А ещё была гражданская позиция Гумилёва, который участвовал в антибольшевистском заговоре, и была позиция Маяковского – который звонкую душу поэта отдал атакующему классу пролетариата.
В целом, русский писатель и поэт, конечно, чаще всего был в гуще событий. Но в разной гуще.
Сегодня таких типов куда меньше, прямо говоря. Все такие стали приличные, прогрессивные, приятные во всех отношениях. Плюнуть некуда иногда.
У нас половина классических поэтов воевала, а другая половина – стрелялась на дуэлях. Оставшиеся сидели в тюрьме.
Вы сейчас знаете таких поэтов, хоть одного?
Вопрос не в том, есть ли у них гражданская позиция или нет. Вопрос в том, что они пишут – как живут. Живут они прилично, и стихи у них приличные. Хоть фотообои из них делай.
– Если известную пословицу «в России две беды: дураки да дороги» перефразирует Захар Прилепин, то как будет звучать его вариант «в России две беды…»?
– У России нет никаких смертельных проблем, кроме одной: когда либеральная клика приходит ко власти. Если она берёт власть – это неизбежно оборачивается развалом страны и хаосом.
Я очень ценю либеральную мысль как таковую и на ряд моих либеральных товарищей смотрю с интересом, но в целом – упаси бог нас от февраля 17-го и августа 91-го.
Все остальные наши проблемы идут по разряду национальных забав. Включая дороги. В мою деревню нет практически никакой дороги. Я купил себе внедорожник, но даже его приходиться иногда отрывать. Зато туда не доезжают туристы. И журналисты тоже не могут приехать туда. Красота.
Из любой проблемы можно извлекать свои выгоды.
А дураков везде полно. Дураки интернациональны.
– За последнее десятилетие Вы написали несколько романов и множество рассказов. В них очень много автобиографичного. У Вас была чересчур разнообразная юность или Вы невероятно чувствительны и наблюдательны?
– Я, по мнению моей любимой женщины, вполне себе бесчувственный, не очень наблюдательный, и у меня была среднестатистическая биография – отчасти насыщенная, но я знаю биографии и понасыщенней.
«Год литературы» (март 2015; Михаил Визель)
– Пушкин в тридцать лет жаловался, что «лета к суровой прозе клонят, лета шалунью рифму гонят». У тебя вышло ровно наоборот. При этом, в отличие, скажем, от Михаила Елизарова, тоже выступающего с песнями, никак не скажешь, что ты недореализовался в литературе. Тиражи, премии, экранизации, поклонники и поклонницы, постоянные турне и встречи с читателями в полных залах, как у рок-звезды… Плюс к этому – гуманитарные поездки на Донбасс… Зачем тебе ещё профессиональные занятия музыкой? Чего такого дают песни, чего не могут дать романы и публицистика?
– Совсем другое ощущение контакта с людьми. Я люблю праздники, люблю единение, шум, состояние возбуждения и лёгкого опьянения. На встречах с читателями, знаешь, много замечательного происходит, – но вот таких ощущений точно не получишь.
Ну и потом я несколько подустал от своего писательского образа жизни, от своих, иронично выражаясь, проповедей, я думаю, у меня ещё целая жизнь впереди, чтобы отвечать на вечные вопросы. Я так много выступал как писатель, лектор и объяснитель всего на свете последние лет пять, – что меня начинает мутить уже от самого себя.
Петь, конечно же, гораздо приятнее и веселей.
«Русская планета» (24 апреля 2015; Серафима Терёхина)
– Про ополченцев что можете рассказать? Какое впечатление они произвели на вас?
– Там есть пара процентов людей диковатых, быдловатых, уголовного происхождения, но это настолько маленький процент, что делать из этого какую-то историю обобщающую совершенно невозможно.
А в основном это мотивированные, пассионарные, упрямые, мужественные люди, золотой запас на самом деле. Это самые славные, самые сильные, самые в хорошем смысле безбашенные мужики, которые идут туда уж точно не из меркантильных соображений, потому что денег им никаких не платят, не из-за какой-то наживы, потому что там они её не получают, там очень жёстко с мародёрством. Никто там ничего себе не заработал. Они идут потому, что у них есть своё сложно или просто сформулированное представление о правде, и они туда за ней пошли. Они считают, что это главное событие в их жизни, поэтому общее состояние их всегда необычайно не возбуждённое даже, а такое… радостное.
Это и есть демократия в чистом виде, мужики совершают самый свой главный демократический выбор. Они принесли на алтарь свою жизнь и счастливы, что могут ею пользоваться: вот моя жизнь, хочу, отдам её, хочу, распилю на части и порву в клочья. Это необычайное мужицкое счастье, его ни с чем не сравнить. Это такая степень свободы, которая ни в одном московском клубе немыслима.
Я недавно подумал о людях из московских блатных заведений. Работа ополченца или ополченского командира чем характеризуется? Если ты не умеешь делать свою работу, либо тебя очень быстро убили, либо твоё подразделение. Это можно сравнить только с работой хирурга – умер у тебя больной на столе или нет. Именно эти люди, у которых прямая связь с их деятельностью и результатами их деятельности, вызывают, как мне кажется, наибольшее раздражение в этом условном клубе «Жан-Жак». Потому что деятельность людей оттуда никак не связана ни с чем. Я не знаю, чем они занимаются, и не очень понимаю, что они такое сделали, чтобы я ими восхитился? Не знаю.
Они вот издеваются, что Моторола не умеет разговаривать. Да это смешно, вы сами себя выставляете идиотами, потому что человек, который не умеет разговаривать, не будет руководить огромным подразделением, батальоном, совершающим воинские задачи. Он и психолог, и военачальник, и учитель, и мыслитель, и стратег, политолог, он одновременно работает со всеми этими вещами. Они пытаются унизить его, но тем самым себя унижают. Они не понимают, что они в принципе несопоставимы с ним. Будь он антигерой, будь он демон, они несопоставимы. А они даже не понимают, что они с ним в разных категориях находятся. Он делает что-то, и это видно; то, что они делают, – не видно и не понятно.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
